Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров

Таким образом, заключает Тюрго, во всяком соотношении обмена одна сторона равенства выражает ценность другой стороны. Если х = 3у, то 3у измеряет ценность единицы х, а ценность единицы у измеряется величиной х/3. Эти величины и являются ценами друг друга. Понятия "цена" и "ценность" различны, говорит Тюрго, однако в разговорном языке они могут замещать друг друга. Интенсивность потребностей Во всех этих рассуждениях Тюрго нужно отметить несколько моментов. Тюрго отказывается от поисков абсолютной (т. е. существующей вне самого понятия "ценность") меры ценности. В частности, он не ищет ее в труде, как делали средневековые схоласты и как наметилось это у Петти. Не ищет ее также Тюрго и в полезности вещей, как предлагал Барбон. Идя от основополагающей идеи Аристотеля о решающей роли чувства потребности, Тюрго установил весьма интересную вещь: меновое соотношение выявляется в процессе торга через сопоставление интенсивностей потребностей обоих участников торга. Чем сильнее человек желает чего-то, тем интенсивнее его потребность в этой вещи. Когда это соотношение установилось, оно выражает равновесие, или равенство интенсивностей обеих потребностей. Отсюда оставался один шаг до понятия предельной полезности, о котором мы будем говорить позже. Тюрго подсказал эту идею почти на сто лет вперед.

Глава 14 Так государство богатеет

Пустым тщеславием было бы указывать на пункты, в которых мысль его не была еще вполне ясной, ибо ему мы обязаны всем, даже позднейшим открытием истин, которые самому Смиту не были еще известны.

Ж. С. де Сисмонди

Доктор Смит "Человек обычно рассматривается государственными деятелями и прожектерами как некий материал для политической механики. Прожектеры нарушают естественный ход человеческих дел, надо же предоставить природу самой себе и дать ей полную свободу в преследовании ее целей и осуществлении ее собственных проектов… Для того чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении, все остальное сделает естественный ход вещей", — говаривал в публичных лекциях, читанных им в 1748–1750 гг., недавний выпускник Оксфорда Адам Смит. Ему тогда едва минуло двадцать пять лет от роду. Еще не были опубликованы книги Кантильона и физиократов, хотя Смит уже изучил Монтескье.

Адам Смит

Однако вопрос тут не в заимствованиях. Мы видели, как идеи экономического либерализма пробивали себе дорогу уже с последней четверти XVII в. и как они получили мощную философскую поддержку в учении о естественном порядке. Однако политика европейских правительств (в том числе экономическая политика) все еще остается целиком в русле меркантилистской идеологии. По-прежнему государство охраняет монополии и раздает привилегии, назначает ввозные пошлины и вывозные премии, сдерживает промышленное развитие своих заморских владений ради сохранения рынков сбыта для монополистов из метрополии. По-прежнему действует система цеховых регламентов, стандартов на продукцию и ограничения числа работающих в каждой профессии. Тут мало что изменилось к середине XVIII в. Поэтому нужно было снова и снова писать о естественной свободе, о "собственных проектах Природы", к которым следовало приноравливать дела человеческие, вместо того чтобы игнорировать природные законы. То тут, то там опять и опять умы проникались одной и той же идеей — верный признак наступления перемен и приближения новой эпохи.

В этот переломный момент и явилась на свет книга Адама Смита "Исследование о природе и причинах богатства народов" (1776). Идеология меркантилизма, уже изрядно потрепанная на словах, но еще крепкая на деле, получила от Смита такой мощный удар, от которого она уже не смогла оправиться.

В то же время многих сторонников естественной свободы увлекало учение физиократов. Оно уже было в моде. И вместе со своим пафосом природовластия оно несло в себе доктрину о чистом продукте земли как единственном источнике богатства народов.

Борьба на два фронта