Вундервафля

– Нечто, хм… Психиатрическое, я боюсь. По-простому говоря, у нее глюки. Прыгнула в окно, ногу сломала.

Ключевский ойкнул.

– Вы в порядке? – напрягся Митя.

– Палец прищемил, – соврал Ключевский.

На самом деле он, чтобы не взвыть от стыда, чувствительно прикусил губу.

И трубку едва не раздавил в кулаке. Вот же дурак пьяный. Не совладал с эмоциями, а женщине теперь черт знает сколько лечиться. А Лукич-то хорош, хорош…

– Это не суицид, – утешил Митя. – Это вроде как в белой горячке, померещилось, что ходит за ней кто-то, ну она и рванула от него со второго этажа.

«Ай да Лукич», – подумал Ключевский.

Аню пару дней продержали в «травме», где ей было очень худо, а потом отправили в психосоматическое отделение. Угодила она, как нарочно, в шестьдесят седьмую городскую больницу. Только в таких больницах, корпуса которых соединены длинными подземными ходами, водятся локальные призраки с медицинским уклоном. Как правило, у всех этих Белых Сестричек и Черных Хирургов сильно развито территориальное поведение, и они не станут, подобно какой-нибудь Горбатой Старушке, уживаться с Рыжей Собакой. А если призрак ведет свою родословную из психосоматики…

В шестьдесят седьмой был именно такой Черный Санитар. Откуда он взялся, никто не знал наверняка. Старики, правда, говаривали, что при жизни он работал в морге. А потом по пьяной лавочке уснул как-то в холодильнике… Ну и бродит до сих пор по больнице.

Едва учуяв Черного Лукича, нависшего над одурманенной нейролептиками Аней, Черный Санитар примчался в палату и задал непрошеному гостю такую трепку, что завыли все окрестные собаки, а из больницы удрали все кошки и добрая половина крыс. Лукич сопротивлялся отчаянно, но куда ему до санитара из психушки! Такому санитару нипочем даже сумасшедший мент при исполнении служебных обязанностей, а вождей мирового пролетариата он вообще пачками в коридоре на вязки раскладывал.

Аня излечилась так поразительно быстро, что психиатр даже засомневался, а не симулянтка ли она. На работу Аня не вернулась – ей поступило неплохое предложение от одного эфирного канала, скромного, зато как бы совсем настоящего. Она так и не узнала, что это устроил Ключевский.

Сам Ключевский приехал на «шоколадную фабрику», некоторое время стоял, разглядывая Черного Лукича, потом схватил его в охапку и увез в неизвестном направлении. Дима и Митя жаловались потом, что без Лукича скучно и нет прежней творческой обстановки, но Ключевский отрезал: «Он мой!» Подумал и спросил: «Ладно, будем справедливы, что вам сюда поставить взамен?»

Ребята попросили что-нибудь прикольное. Им было тоскливо – канал собирались штрафовать за невосторженный образ мыслей и уже намекнули, что, если не поумнеют, лицензию отберут. Вот вам и независимая дискуссионная площадка. Доигрались.

Замешательству Мити с Димой не было предела, когда через несколько дней под вечер в «шоколадный цех» ввалились четверо: Ключевский, Шугаев и Герасименко с тяжелым свертком, а за ними Страхов с неизменным портфелем.

Страхов прошел к столу, по-хозяйски уселся, достал из портфеля коньяк и скомандовал:

– Ну-ка, мечи стаканы на стол!

В свертке оказался бюст Сталина, совсем не траченный временем и ослепительно белый.

– Со склада, – объяснил Шугаев оторопевшим телевизионщикам. – У нас их там много разных, на все случаи жизни. Только Гитлера нету. Интересно почему…

Бюст водрузили на тумбочку. Сталин едва заметно ухмылялся в усы. Он казался добродушным и совсем не опасным.

– В розовый цвет его надо, – предложил Митя. – С зелеными пятнами. Будет зашибись.

– Смотри, не разозли его раньше времени, – непонятно посоветовал Ключевский и ушел к столу. Там уже разливали.

– За Черного Лукича! – И четверо заговорщически переглянулись.

Митя с Димой глядели на них озадаченно.

Вскоре решение о штрафе было пересмотрено. Намеки на отзыв лицензии прекратились. Каналу больше никто не мешал работать и давать людям говорить что они думают.

А поговорить было о чем. В стране начались какие-то подвижки, вроде бы легонькие, но явно в сторону здравого смысла. Люди будто просыпались от долгого тяжелого сна. Но если бы раньше их быстро по новой приморили, теперь им никто особенно не противодействовал.

И рейтинг премьер-президента уверенно пошел вниз.

* * *

По ночным коридорам Московского городского отделения Союза писателей России бродит, смущая охрану, Черный Литератор. В советские годы считалось, что это призрак критика-самоубийцы Н., которого всесильный «писательский министр» Фадеев зачислил во враги народа. Критик сто раз мог погибнуть на лесоповале, но дожил до реабилитации, вернулся в Москву, явился за своим писательским билетом – и прямо в этом коридоре встретил Фадеева. Плюнул ему в лицо, ушел домой и повесился. Фадеев после того случая окончательно запил и вскоре застрелился.