Вулканы, любовь и прочие бедствия

Я качаю головой, удивляясь самой себе, и переключаю с Брамса на новости. Это просто-напросто плохие водители! Воображать себе всякий вздор — это не похоже на меня, я придерживаюсь фактов. Впрочем, и среди них вздора хватает.

У нас под ногами бьется огневое сердце

Исландский плюм — это мантийный плюм под островом Исландия, поставляющий горячее вещество из земных недр к поверхности. Этот поток ослабляет земную кору и подготавливает разъединение литосферных плит.

Джиллиан Р. Фулджер. Плиты против плюмов: геологическая полемика. 2010

Хребет Рейкьянес трясется уже три недели. Конечно, он всегда был в движении, с тех самых пор, как земная кора начала расползаться 66 миллионов лет назад и Норвегия с Гренландией стали медленно отплывать друг от друга в разные стороны. Что само по себе не новость. Но в последние дни толчки возле острова Эльдей усилились, а эпицентр сдвинулся ближе к земле. Эта не та ситуация, чтобы начать беспокоиться; мои коллеги по-прежнему заняты своими делами, копошатся в бумагах и глядят на экраны компьютеров за своими рабочими столами, стоят в буфете и обсуждают происходящее за чашкой кофе, переминаются с ноги на ногу, повторяют «гм» и «ну-ну», а в воздухе разлита серьезность ожидания. Они замолкают, увидев меня, им всем хочется в вертолет, но в этот раз там только два места.

Йоуханнес Рурикссон прислоняется к потертому дверному косяку, пристально смотрит на меня из-под седеющих бровей: «Стало быть, ты летишь, малышка Анна. Вот уж неймется тебе! Хребет трясется, как всегда. Как в прошлом году, и в позапрошлом, и до того. Это ни фига не значит!»

Остальные молчат. Старикан возносит над нами голову и широкие плечи, скрещивает на груди мускулистые руки в потертом свитере, жует свою никотиновую жвачку и сердито смотрит на меня. Я встречаю его взгляд и поднимаю брови: слетать и разведать обстановку не помешает.

— Это истерия, и больше ничего. Вроде того, что у вас с Торбьёрном было. По-моему, вам лучше полетать над Баурдарбунгой, проверить котловины в Ватнайёкюдле. Вот что я думаю.

Он, как и я, прекрасно знает, что сейчас с Баурдарбунгой ничего не происходит, но дерзит, словно подросток, хотя ему уже вот-вот стукнет шестьдесят. У меня с ним бывали серьезные разговоры из-за его перепалок с коллегами-женщинами и опасного поведения в зоне извержений, и он всегда выкручивался, лишь однажды схлопотав замечание — когда попал на первые полосы зарубежных СМИ во время извержения на Холухрёйне. Тогда он вскочил на каменную плиту, плывшую по потоку раскаленной магмы, и стал позировать и усмехаться в объективы фотоаппаратов, точно адский серфер.

— Может, по-твоему, это и истерия, — отвечаю я, — но, сколько себя помню, геология основывается не на твоих взглядах, а на измерениях и научном наблюдении.

— Надо же снизить степень неопределенности, там же абсолютно ни фига не происходит. Как и в Гриндавике.

Я подхожу к нему, скрещиваю руки, смотрю ему прямо в глаза:

— Йоуи, ты у нас такой чувствительный! Наверно, Метеоцентру надо вырубить все свои сейсмографы, а вместо них подключить тебя.

Наши взгляды встречаются, коллеги наблюдают за нами и ждут, что произойдет. Потом он опускает глаза и ухмыляется, приглаживает седые волосы:

— Фру, вы очень бодры в этот ранний час.

— Ты, как и я, знаешь, насколько неточными бывают данные, когда толчки происходят в море; может быть, у нас тут под боком произойдет подводное извержение, а мы и не узнаем. Оттого, что мы туда слетаем, ведь не убудет? Но ты, конечно, лучше сам бы слетал, для верности.

Председатель правления Геологического института высовывается из своего кабинета и ждет, чем окончится этот небольшой поединок, и просит меня к себе на пару слов. У Элисабет Кобер волосы мышиного цвета, слегка растрепанные, на светло-розовом свитере спереди — кофейное пятно.

— Не дразни мальчиков, Анна, ты же знаешь, они тебя боятся, — говорит она, уставившись близорукими глазами на таблицу подземных толчков на сайте Метеоцентра, вертясь и ерзая на стуле. Все горизонтальные поверхности в ее кабинете завалены книгами, картами и документами, заставлены кофейными чашками, цветочными вазами и камешками: этот кавардак — прямое продолжение ее неупорядоченной и одаренной личности.

— Ты правда думаешь что-нибудь увидеть? Может, не стоит лететь? Там же сейчас такое творится — не припомню ничего подобного. Не надо вам туда.

— Там, скорее всего, ничего особенного нет, но взглянуть не помешает. Такое поведение необычно, и мы знаем, что на хребте всякое возможно, — отвечаю я, глядя по сторонам и морщась. — Вот честное слово, Эбба, не пора ли тебе прибраться? Как тут вообще хоть что-то отыскать?