Вулкан жив

— Как чудесно это видеть, повелитель. Когда я оставил вас в апотекарионе…

Эреб перебил его:

— Расскажи, что происходит на Раносе.

— Разумеется, — отозвался Элиас, вновь поклонившись, чтобы незаметно разжать зубы и скрыть злость. Он поднял копье: — Оружие, — гордо объявил он, — у меня.

Эреб смотрел на него со скептическим видом и молчал.

Не сумев скрыть замешательство, Элиас дополнил:

— Чтобы победить в войне. Ваши последние слова перед тем, как я уехал со своими воинами.

— Твоими воинами, Элиас?

— Вашими, мой повелитель, которых я взял на себя смелость использовать, чтобы осуществить данное вами задание.

— У тебя одно только копье, Элиас. Я говорю об орудиях. Таких, с помощью которых мы выиграем эту войну для Гора и Пантеона, — при упоминании Гора голос Эреба слегка задрожал от злости, и Элиас позволил себе на мгновение задуматься, что же произошло между ними. — Свое затачивать, их затуплять, — напомнил он. — Победит тот, у кого оружия будет больше. Как ты до сих пор не понял?

Элиас растерялся. Он сделал все, что от него просили, однако его повелитель был явно недоволен. Эреб также ничего не сказал о его травме, как будто уже знал о ней…

— Я… Повелитель? — начал Элиас.

Эреб ответил не сразу. Он что-то бормотал, будто разговаривал с кем-то, Элиасу не видимым, но склянка показывала комнату, в которой не было никого, кроме Эреба.

— Где Джон Грамматик? — спросил он наконец.

— Кто? Вы имеете в виду того человека?

— Где он, Элиас? Он тебе понадобится.

— За ним охотятся в этот самый момент. Скоро мне его приведут.

— Нет, — сказал Эреб. — Сделай все сам. Найди Джона Грамматика и держи его при себе, пока я не прибуду. Никак его не марай, это мое единственное тебе предупреждение.

Элиас приподнял бровь и попытался ответить без страха в голосе:

— Вы собираетесь сюда?

Эреб кивнул:

— Я видел, какой бардак ты устроил на Раносе.

Страх в Элиасе обратился в гнев.

— Я никак не мог предвидеть, что здесь окажутся другие легионеры. И место ритуала я не могу покинуть. Нерожденные…

Эреб в третий раз перебил его, махнув рукой. Элиас заметил, что та была бионической, начиная с обрубленного запястья.

— И как обычно, ты не сумел почувствовать нюансы варпа. Сколько бы крови ты ни пролил и сколько бы ни молился, ты не получишь желаемого, Элиас.

— Я служу лишь вам, повелитель.

Эреб хмыкнул. Это был неприятный, хриплый звук, словно у ракового больного в терминальной стадии, которому остается жить несколько часов.

— У меня еще есть здесь дела, но будь готов к моему прибытию. Смотри, чтобы Грамматик был у тебя, когда я появлюсь, иначе почерневшая от огня рука станет меньшей из твоих проблем…

Варповское пламя рассеялось так же быстро, как возникло, оставив Элиаса одного. Несмотря на боль в руке, все его тело было напряжено от едва сдерживаемого гнева.

— Я твой ученик… — прошипел он равнодушной пустоте. — Твой последователь. Я спас тебя, забрал из той комнаты, где ты бы подох без моей помощи.

Он стиснул зубы так сильно, что не мог даже цедить слова. Только рык срывался с губ, покрывшихся пенящейся слюной. Элиас попытался вернуть контроль над собой и нашел успокоение в темноте своей гнилой души.

Он позвал своего помощника:

— Ядрекк…

Воин почти тут же возник у входа в шатер, низко кланяясь.

— Мы уходим. Собери всех, но оставь два взвода для бдений у ямы. Мы присоединимся к Нареку и остальным.

Ядрекк снова поклонился и ушел исполнять приказ.

Тридцать семь легионеров ждали Элиаса за пределами покоев. Двадцать из них останутся здесь, в то время как остальные обеспечат поддержку Нареку. Они не предназначались для боевых задач. Это был почетный караул, личный культ Элиаса. Смертные были лишь агнцами для заклания во имя Пантеона. Вражеские легионеры же требовали более серьезных сил. Поначалу Элиас думал, что лоялисты просто доставят неудобства, но в конечном итоге станут пищей для нерожденных, которых он выпустил в этот мир, навеки осквернив его ради Хаоса. А теперь они стояли на пути к его заслуженному величию. Они показали себя изобретательными противниками, однако скоро их сопротивлению будет положен конец.

Вложив фульгуритовое копье в ножны, Элиас поднял здоровой рукой свою булаву. Она была тяжелой, но охватить рукой обмотанную кожей рукоять было приятно.

А еще приятнее будет разламывать ей черепа, с каждым ударом становясь ближе к неизбежному апофеозу.