Десять дней прошли в холоде и скуке монастыря. Десять дней Фредегонда ждала послания от короля или, по крайней мере, приказа отправляться в дорогу. Десять дней она не слышала ничего, кроме детского лепета. Десять дней представляла, как королевская процессия въезжает в Суассон, располагается во дворце Хлотара, принимает почести от баронов и войск. Одоверу, должно быть, все это не очень-то радует… С того самого дня, когда Фредегонда поступила к ней на службу, она никогда не видела, чтобы Одовера вела себя соответственно своему статусу. Впрочем, она ведь была принцессой без земель и власти — и вот теперь въезжает в Суассон королевой… Но разве сможет Одовера быть хозяйкой в том самом дворце, где по целым дням пряталась у себя в покоях из боязни столкнуться со своей свекровью, королевой Арнегондой, или с кем-то из невесток? Разве она сможет распоряжаться дворцовым управителем Осанием и целой коллегией монахов? Фредегонда представляла, как Одовера по-прежнему не покидает своих покоев и под предлогом очередной беременности всячески избегает показываться на людях вместе с королем. Сколько еще времени он сможет выносить такую супругу? Почему все еще не расстался с ней? Уж, наверно не из-за красоты или ума — ни тем ни другим Одовера особо не отличалась. И явно не из-за храбрости, которой она была напрочь лишена. Ее единственные достоинства, судя по всему, в данный момент ехали вместе с Фредегондой в душной повозке — трое детей, которых она произвела на свет за четыре года. И все — сыновья, тогда как все браться Хильперика, даже сорокалетний Карибер, оставались бездетными. В этом заключался единственный талант Одоверы…
Фредегонда опустила кожаную занавеску и, когда ее глаза привыкли к красноватому полусумраку, принялась рассматривать своих маленьких подопечных.
Теодебер и Мерове играли в кости — точнее, младший в основном наблюдал за действиями старшего.
Оба мальчика были совершенно разными.
В Теодебере, несмотря на его пять лет, уже чувствовался будущий мужчина — он никогда не расставался с деревянным мечом, подаренным ему отцом, и почти все время размахивал им, нанося удары воображаемым противникам. С братьями он вел себя как настоящий тиран, и, без сомнения, уже недалеко было то время, когда он начнет так же обращаться и с Фредегондой. Однако она любила его больше двух других, может быть, потому, что он походил на Хильперика. Мерове, сидевший рядом с ним, все еще казался ребенком. Его бледное круглое личико, светлые волосы, глуповато-застенчивая улыбка, которой он отвечал на чужие взгляды, — все напоминало Одоверу. За это Фредегонда нежно любила его, когда поступила на службу к королеве, и из-за этого не могла выносить его вида сейчас. Но тем не менее она любила его и, несмотря на свою недавнюю перемену в чувствах, все же сохранила по отношению к нему некоторую теплоту. Последний из братьев, младенец Хловис, никогда не пользовался ее расположением. Он был настоящей обузой для нее — плохо спал, плакал по ночам, пачкал пеленки, отрыгивал молоко, часто болел, почти не говорил и никогда не улыбался. Один из таких детей, к которым жители деревни, в которой она выросла, даже никогда особо не привязывались, зная, что те не проживут долго. Каждую зиму один-два из них умирали, и родители тут же забывали о них. И этот мальчик, даром что был сыном принца, вряд ли заслуживал лучшего отношения. Даже громкое имя, которое он носил, едва ли могло что-то изменить.
Лежа на руках Фредегонды, ребенок с такой жадностью сосал большой палец, что у молодой женщины выступили слезы на глаза, когда она склонилась над ним. К горлу подступил комок. Она прижала мальчика к себе, потрясенная жестокостью своих собственных мыслей, а в следующее мгновение еще более взволнованная тем, что такие мысли могли быть порождены лишь отчаянием. Она хотела заставить принца полюбить себя и соблазнила его, как… как шлюха, как священная блудница из лупанария, откуда Претекстат вытащил ее четырьмя годами раньше. А теперь, став королем, Хильперик вернулся к жене. Как знать, может быть, он ее даже любил? Кто такая Фредегонда, чтобы равняться со знатной дамой? Никто
Фредегонда глубоко вздохнула, попытавшись проглотить комок, застрявший в горле. Она сама — ни куртизанка, ни любовница… Но, по крайней мере, никто не будет обращаться с ней как с такой женщиной, раз уж Хильперик отдалился от нее…