Вуаль из солнечных лучей

Официант постучал и после раздавшегося изнутри «Войдите!» толкнул массивную дверь. За ней обнаружились пол, стены, потолок с великолепной хрустальной люстрой, большое окно, выходящее на улицу Сен-Мартен, солидные дубовые шкафы с какими-то гроссбухами, стол, на котором среди всевозможных бумаг стоял телефонный аппарат, и, наконец, сидящий за столом господин меланхоличного вида – на вид лет сорока, брюнет с усами, в меру упитанный. Он покосился на Амалию и, вопросительно вскинув брови, повернулся к официанту:

– Что такое, Жюль? Даме пришлась не по вкусу наша кухня?

– Никак нет, месье. Она уверяет, что ей срочно надо позвонить.

– По телефону? – недоверчиво спросил господин, бросая опасливый взгляд на сверкающий аппарат.

– Да, месье.

– Это вопрос жизни и смерти, – вмешалась Амалия, решив, что ее слишком простой наряд произвел не самое выгодное впечатление.

– Что ж, звоните, если все так серьезно, – со вздохом промолвил хозяин. Баронесса подошла к столу, левой рукой сняла наушник и прижала его к уху, а правой взяла аппарат и в микрофон назвала телефонистке нужный ей номер. Официант тем временем удалился и закрыл за собой дверь.

«А ведь Осетров может и не оказаться на месте… И что мне тогда делать?»

– Алло! – донесся до Амалии глуховатый голос резидента.

– Это баронесса Корф. Прошу вас, выслушайте меня, не перебивая. В генштабе служит человек, которого зовут Сезар Пелиссон. Его служанка Франсуаза Шапото считала, что она знает, кто убил Сюзанну Менар. Речь идет о дочери столяра, которую недавно зарезали в тупике Примул, – на всякий случай пояснила Амалия. – Служанка хотела продать сведения журналисту, которого зовут – вернее, звали – Робер Траншан, но обозналась и приняла за него Сергея Васильевича. По ее словам, у нее было доказательство, которое подтверждало виновность убийцы, но она не назвала ни имя, ни то, о каком именно доказательстве шла речь. Дальше последовали известные вам события. Ломова пытались убить, служанку, судя по всему, толкнули под трамвай, а репортера выбросили из окна. Я понятия не имею, в чем там дело, но на меня теперь тоже открыта охота. Мне нужна ваша помощь.

– Где вы находитесь? – спросил Осетров.

– Я на улице Сен-Мартен. – И она добавила к своим словам длинную кодовую фразу, которая расшифровывалась как «ресторан "Марианваль"».

– Хорошо, ждите нас. Мы скоро будем.

– Вы поняли, что я вам сказала? По какой-то причине генерал решил убрать всех, кто мог что-то знать об убийстве Сюзанны Менар. У меня…

Амалия хотела закончить фразу словами: «…было слишком мало времени, чтобы разобраться, что там произошло», но Осетров перебил ее:

– Кажется, я догадался, что это за причина. Ждите нас, госпожа баронесса, и будьте крайне осторожны.

Амалия повесила наушник на рычаг и поставила телефон обратно на стол. Нельзя сказать, что она чувствовала себя так, словно у нее гора свалилась с плеч, но ей все же стало немного легче. Конечно, она не забыла, что Багратионов фактически приказал ей не посвящать в дело Осетрова и его людей, но Амалии пришлось пренебречь его указаниями, так как дело шло ни много ни мало о ее собственной жизни.

– Какой интересный язык, – невозмутимо промолвил хозяин, который наблюдал за ней со все возрастающим любопытством. – Это венгерский?

– Нет, месье. – С Осетровым Амалия говорила, разумеется, не по-французски, а по-русски. – Позвольте отблагодарить вас за любезность. Надеюсь, 50 франков возместят неудобство, которое я вам причинила, – добавила баронесса Корф, кладя на стол золотые монеты.

– Разговор по телефону столько не стоит, – меланхолично промолвил ее собеседник, но все же придвинул к себе сверкающий столбик. – Скажите, вы случайно не анархистка?

Анархисты пользовались дурной славой как террористы, которые устраивали взрывы в общественных местах.

– Нет, – ответила Амалия.

– У меня будут неприятности? – поинтересовался хозяин.

– Не думаю.

– Поразительно, – заметил собеседник баронессы, глядя то на телефон, то на свою загадочную гостью. – Я установил его почти месяц назад, но так и не смог заставить себя им пользоваться.

– Почему?

– Вам не кажется, что в таких вещах есть что-то… потустороннее? Вы слышите голос, но не видите того, с кем говорите, и сам он находится где-то далеко. – Хозяин передернул плечами.

– Нет, месье, – сказала Амалия, думая о человеке, которого она застрелила всего несколько минут назад, – мертвые не говорят.

– Наверное, я просто старомоден, – вздохнул хозяин. – Скажите, а как вы относитесь к нормандскому сидру?

– Положительно, месье…

– Лакомб. Марсель Лакомб.

– Я буду весьма признательна, если для меня найдется отдельный кабинет с окном на улицу, чтобы я могла видеть, кто входит в ресторан, – сказала Амалия. – И разумеется, я заплачу.

– Вы кого-то опасаетесь? – спросил Лакомб.

– Разумеется. Старости. Одиночества. Ощущения жизни, прожитой впустую. И еще множества вещей.

– За всем этим стоит смерть, – заметил хозяин, поднимаясь с места. – Странно, по вам я бы не сказал, что вы боитесь смерти.