Вторжение в Ад

– Конечно, – равнодушно выговорил я. И добавил про себя:

– Только, что ты купишь на свои деньги?!

– А если я останусь здесь? – не унимался тот.

Ему нужны были доводы в пользу пешего похода через весь остров со мной, хотя тело, и без того утомленное многодневными муками повышенной гравитации, активно сопротивлялось. Я его прекрасно понимал. Точно в том же положении находился и я. И точно так же, как и бравый прежде сержант, уговаривал тело в необходимости мной же затеянного похода.

– А если останусь? – более настойчиво повторил свой вопрос боец.

– Спроси комми...

– А, правда, что комми упразднили деньги? – старательно маскируя активную заинтересованность напускным равнодушием, поинтересовался сержант.

– Я тоже это слышал, – дипломатично отговорился я.

Действительно, Центральный Комитет решил, что Чучхе не совместимо с деньгами. Но мне-то нужно было, чтобы люди сами приняли решение. Поход обещал быть очень и очень трудным. И чрезвычайно опасным. Мне придется приказывать, и я хотел, чтобы приказам подчинялись безоговорочно. Для этого было нужно, чтобы солдаты пошли за мной добровольно.

– Все! – твердо сказал я и, прежде увеличив подачу энергии на сервоприводы бронекостюма, резко уселся. – Пора идти!

Припасы давно были разделены. Приличный кусок металлизированного брезента, как старший по званию, попросту забрал себе. Если из трех плазменных ружей составить пирамидку и накрыть сверху брезентом, то в образовавшемся шалашике вполне можно пару минут отдохнуть от потоков кислой на вкус влаги. Если ты почувствовал вдруг, что должен либо прекратить этот мокрый дурдом, либо отправиться в дурдом настоящий, такой вот брезент на вес золота...

Я с трудом поднялся на ноги, взвалил на плечи неподъемный без участия бронекостюма ранец и сверток драгоценной ткани, и, не оглядываясь, медленно пошагал в сторону страшного, смертельно опасного леса.

Мне уже казалось, будто дождь был всегда. Будто на этой планете постоянно падают с неба тяжелые капли, специально пригибая гудящую от барабанной дроби голову. Вбивая чужаков в серую жирную грязь.

Я уже забыл тот момент, когда первые плевки неба упали с грозовых туч на наши плечи. Словно это было в другой жизни. Еще чуть-чуть и мы все пожалели бы, что не родились рептилиями...

Это я к тому, что, практически смирившись с вечностью трижды проклятого дождя, я, соответственно и перестал его слышать. Скрипы и жужжание приводов сервомоторов скафандра, хлопанье ранца и ружья по спиновым бронеплитам, звуки шагов, и свои и чужие, проникали в сознание. Дождь – нет!

Сердце пело: за мной шли люди. С каким-то мазохистским удовольствием напрягал слух, пытаясь по шумам определить количество своих спутников, и не разрешая себе оборачиваться. И даже, вроде как, легче шагалось...

Я планировал сделать новый привал через пять миль. В ничем не примечательной точке на карте. Через две, взобравшись на холмик, которого на Земле даже не заметил бы, понял, что должен отдохнуть, или мое безумное предприятие закончится прямо сейчас. И еще ужасно хотелось оглянуться...

Медленно, забрызгивая кусты по обеим сторонам вновь образованной нами дороги, с трудом выдирая бронированные подошвы из чавкающего месива, шатаясь и спотыкаясь от усталости, за мной шли люди. Все люди моего отряда, за исключением партячейки Лукреции Лу, следовали за идиотом в отставке, за своим командиром Джакомо Элсодом.

Командор метался по огромной зале дома Совета, словно голодный зверь в клетке. Словно капля ртути на ладони, не находил он покоя. Словно не действовали на него законы притяжения.

Оставшимся верными лейтенантам армии безумного португальца приходилось только, как стервятникам на утесе, вертеть головами, стараясь не упустить из виду своего командира. Отдуваясь, пыхтя, в броне, с каждой минутой все больше наливающейся свинцом. Не смея согнуть, расслабить затекающие от напряжения спины.

Разлегшемуся на богатых мехах неведомых зверей Игору Танкелевичу было неоправданно легче – он не был обязан изображать из себя бравого воина. Хотя и он в душе слегка завидовал неуёмной энергии де Кастро, понимая, впрочем, что живость эта – демон ярости, а не физическая сила.

Луи Чен – единственный, кто, наоборот, старался не следить за броуновскими перемещениями предводителя, – казалось, весь ушел в экран галокомпьютера. Однако и это спокойствие, и напускное равнодушие было обманчивым. Каждый волосок его тела, каждый оголившийся от ужаса нерв чувствовал волны злобы, флюиды адского монстра. Осознавая, что вспышка командора вызвана его, Чена, сообщением о походе Джакомо Элсода на соединение с Юлькой Сыртовой, офицер не понимал лишь того, почему это вызвало такую реакцию.

И только Пи Корхулаанен совершенно с другими чувствами смотрела за нервными скачками командира...

– ... И ты говоришь мне, что этот идиот Элсод самостоятельно догадался о генных сыворотках?! – рычал де Кастро, роняя на начищенные до блеска доски пола крупные капли ядовитой слюны. – Ты, тако-о-о-о-ой у-у-у-умный!!! Или издеваешься надо мной?!