По чрезмерной сосредоточенности рыбаков стало ясно, что это не местные люди, а приезжие, какая-нибудь техническая интеллигенция. Возможно, исполкомовские воротилы или военные, выбравшие среди изнуряющих накаленных дней редкую минуту для забавы и отдыха. Хотя добыча вряд ли могла быть достойной ухлопанного труда. С тех пор как резиновый заводишко, построенный в верховьях, сбросил в реку аммиак и вся плотва с окунями повыбрасывалась на берег, пусто стало в темных глубоких заводях. Но какие-то хвосты заблестели в поднятой сети.
Пока Михальцев накапливал злость и упрекал Надю в медлительности, она, наоборот, старалась быстрее закончить возню с бельем. В отличие от Костика, она узнала чернявого. Это был тот самый генерал, которого старалась заполучить тетка. Из ее затеи ничего не вышло. Попытки связаться по телефону не дали результата. И это, как обе поняли, предполагалось с самого начала.
Надежда посчитала, что вполне может не глядеть в сторону генерала и не здороваться с ним. Стянув с мокрых досок мостика ночную рубашку, она окунула ее резким движением и выпустила из рук. Яркая цветастая тряпочка поплыла, теряясь в волнах. И Надежда, подняв платье, словно за версту не было ни одного мужика, пошла по воде.
Михальцев крепился изо всех сил, аж слезы выступили от напряжения. А она все поднимала и поднимала платье, обнажая ноги в тех местах, какие только блазнились ему по ночам.
Потом Костик не понял, что произошло. Надежда ушла на глубину и захлебнулась. Он сделал все что мог — сжался от беспокойства. Затем, медленно выпрастывая затекшие ноги, двинулся к воде. В какой-то миг он потерял Надежду из виду. Внимание его привлек чернявый рыбак. Коротко, без разбега оттолкнувшись от берега, он прыгнул с обрыва в воду. Недалеко от того места, где тонула Надежда. Вдвоем они кое-как выбрались. Надежда выглядела бледной, потерянной и без поддержки наверняка упала бы. Мокрое платье облепило ее и как будто потеряло свою непроницаемость. Надежда стояла, словно обнаженная.
Хозяином положения сделался чернявый. Кепка слетела с него, обнажив голый череп. И рыбак из чернявого сделался каким-то розовым. Только загар еще резче выделялся на лице.
Мужик оказался не прост. По его знаку подошла хоронившаяся за кустами машина с номером штаба округа. И только тут Жабыч ахнул, узнав в чернявом рыбаке командующего. Он не проронил ни слова, пока командующий надел в машине спортивный костюм, а Надежда, стоя на ветру, отжимала мокрое платье. Проворно выскочив из машины, генерал придержал дверцу и жестом пригласил Надежду. Она села, не взглянув на Михальцева. То ли в шоке была, то ли обиделась за то, что он вел себя неловко и нерасторопно. А попросту трусливо. То, что он был плохой пловец и не смог бы помочь, никого не интересовало.
25
Какое-то время Надежда действительно не помнила себя и не понимала, что происходит. С детских лет она не боялась воды, плавала как рыба, не чувствуя расстояния и усталости. И даже, начав тонуть, растерянности не почувствовала. Просто песок под ногами стал вдруг рассыпаться. Она попала в один из студеных ключей, питавших реку. Испуг пришел потом. А тогда тело пронизала боль и судорога, как будто холодным железом проткнули не только ногу, но и бок. Нельзя было шевельнуться, не то что плыть. Костик оказался, конечно, «на высоте». Струсил, как обычно. Но Дмитрий Григорьевич! Сперва Надежда не хотела его узнавать, памятуя теткины слезы. А он-то каков! Без него на глазах у всех она бы запросто погибла.
Но потом… В доме… Сбросив мокрое платье, она накинула халат и уже под его защитой сняла трусики и лифчик. Переодевшись в сухое, почувствовала, как румянец запоздавшего стыда полыхает на лице. Все это она проделала в присутствии незнакомого мужчины, который стоял, отвернувшись к занавешенному окну. А где, скажите, переодеваться в единственной комнате? Один лишь примус отделяется занавеской. И все-таки! Днем раньше она бы и вообразить такое не могла! Стояла обнаженная при мужчине, а он даже не оглянулся.
— Чем мне вас отблагодарить, Дмитрий Григорьевич? — спросила она, и щеки ее запылали.
Он повернулся и посмотрел на нее с выражением, которое Надежда определила для себя как мучительную неловкость, из которой ему хотелось выбраться. Взглянув на него, она потупилась, хотя смущение давно пропало. Пришло спокойствие и вместе с тем расположение к этому странному человеку.
— Не говорите Люсе, что случилось, — глухо попросил он. — О том, что я здесь… Вообще она не должна ничего знать.
— Хорошо. Конечно.
В робких словах, нерешительности, для нее окончательно проявился облик Дмитрия Григорьевича. Ничего непонятного не осталось. Пусть он повелевает армиями, как Наполеон, а в личной жизни это добрый, спокойный человек. Наверное, дорожит налаженным семейным уютом, не хочет рискованных приключений. Надежда и сама эти приключения не могла вообразить.
— У вас кто старше, сын или дочь? — спросила она, окончательно успокаивая его вопросом о семье и улыбкой, которая не заключала в себе никакого обольщения.