Вторжение по сценарию

— Теперь все ясно, — заявил Чиун, захлопывая папку. — Нельзя медлить ни секунды. Мы должны сейчас же отправляться в город.

— Что случилось? — спросил Билл Роум.

— Объясню по дороге.

— Я тоже еду, — вступила Шерил.

— Не обижайся, но на этот раз никаких скво, — мягко проговорил Роум. Это мужская работа.

— У меня такое же право сражаться с этими ублюдками, как и у вас, вскричала Шерил. — Это мой город, Санни Джо, а не твой. Ты, черт побери, всего лишь индеец из резервации, а Чиун даже не американец. А там убивают мою семью и моих друзей. Я не могу сидеть, сложа руки.

Билл Роум взглянул на Чиуна.

— По-моему, у малышки довольно сильные аргументы.

— Тогда идем, — кивнул Чиун. — Сейчас для нас самое главное — скорость.

* * *

Рождественским утром рассвет, точно стыдливый румянец, начал окрашивать в розовое восточное побережье. Повинуясь вращению планеты, дневная граница смещалась по суше, словно ускользающая тень.

Самой последней встречала рассвет Калифорния. А на военной базе Касл был получен приказ готовить к взлету бомбардировщик Б-52, выбранный для выполнения операции «Адское пекло».

Капитан авиации Уэйн Роджерс получил задание в запечатанном конверте.

Побледнев, он повернулся к своему напарнику.

— Что ж, похоже, свершилось.

Огромный самолет выкатился из ангара на взлетную полосу. Роджерс двинул рукоятку от себя, и казавшаяся неуклюжей стальная птица заскользила вперед, набирая скорость для взлета.

Мимо них промелькнули несколько К-135, самолетов-заправщиков. На этот раз они нам не понадобятся, подумал Роджерс. Хотя конверт еще не был распечатан, капитан знал, что станет их целью.

Бомбардировщик взмыл в воздух и лег на правое крыло, разворачиваясь, не в сторону океана, а к суше, вглубь страны. Набрав контрольную высоту и выровняв самолет, Роджерс кивнул напарнику, который разорвал конверт.

— Это Юма, — хрипло проговорил тот.

— Боже, спаси и сохрани, — пробормотал капитан Роджерс.

Он постарался сосредоточиться на показаниях приборов, мигавших разноцветными огоньками, словно рождественская елка. То и дело они расплывались у капитана перед глазами, и он подумал, что зрение уже начинает его подводить, но внезапно понял, что это просто слезы.

— Счастливого рождества, Юма, — горько проговорил Роджерс. — Погоди, скоро ты узнаешь, что припас для тебя Санта-Клаус на этот раз.

Глава 21

Бартоломью Бронзини наблюдал за последним в своей жизни рассветом.

Красноватый свет пробивался через затейливую решетку его камеры в главном блоке Юмской Тюрьмы. Уже законченная виселица, казалось, пламенеет в лучах восходящего солнца. Камеры давно уже стояли на своих местах — всего их было три.

— Как будто сейчас они станут снимать сцену из дешевой комедии, — с отвращением скривился Бронзини.

Всю ночь он не сомкнул глаз. Да и смог бы заснуть человек с состоянием в несколько миллионов долларов, тот, чье изображение украшало стены несметного количества домов, и которого собирались повесить только за то, что он согласился сниматься в японском фильме?

Кроме того, всю ночь из города доносились звуки боев. Неужели наконец прибыли рэйнджеры, подумал Бронзини. Но нет, выброски десанта он не видел, да и в небе не пролетал ни один самолет. Может быть, это были собравшиеся в конце концов с духом горожане?

В его сердце начала уже просыпаться надежда на освобождение, но с течением времени, когда бои то затихали, то начинались вновь, а на территории тюрьмы ничего не происходило, она постепенно угасла. Только японские солдаты продолжали возиться с установкой съемочного оборудования, нервно бегая туда-сюда, что Бронзини отнес за счет вынужденного ночного бодрствования.

С наступлением рассвета Бартоломью Бронзини, кинозвезда номер один во всей Америке, точно знал, как чувствуют себя приговоренные к смерти узники.

Он дал себе слово, что просто так им в руки не дастся. Сжав кулаки, Бронзини притаился за дверью, и принялся ждать.

Поднявшаяся снаружи суматоха словно ножом резанула его по сердцу.

Бронзини попытался успокоиться, слушая, как во дворе превращенного в тюрьму музея раздается топот ног, крики и японская речь. Вот завелся мотор бронетранспортера, задвигался, скрежеща по асфальту гусеницами, танк.

— Что ж, я уже готов, подлые любители саке, — пробормотал Бронзини сквозь зубы. — Чтобы вытащить меня на сцену, вам понадобится не один танк!

К его удивлению, звуки начали удаляться, пока не затихли где-то в стороне. Над Юмской тюрьмой-музеем повисло жутковатое безмолвие. Его нарушал только отдаленный треск автоматных очередей, заглушаемый время от времени взрывами.

Осторожно выглянув в забранное решеткой оконце, Бронзини увидел, что перед камерами никого нет. Его охранники куда-то исчезли.