Вторжение, которого не было

Хотелось бы заметить, однако, что опыт войны показал ог­ромную устойчивость позиционной обороны. Немцы в 1940 году и мечтать не могли о таком преобладании в воздухе, которого четырьмя годами позже добьются союзники в Нормандии и ко­торого, тем не менее, не хватило для прорыва фронта. Что же касается пресловутого “военного мастерства” вермахта, то как раз в позиционной “мясорубке”, затеянной К.Макси, оно имеет наи­меньшие шансы проявиться. Английские войска всю войну отли­чались слабым управлением и отсутствием всякой тактической [17] гибкости, но они продемонстрировали заслуживающую уважения стойкость в жесткой обороне.

Использование аэромобильных войск в тактической зоне обо­роны противника нельзя признать здравой идеей. Прежде всего, классическая школа военного искусства, восходящая к старшему Мольтке и Шлиффену, требовала выстраивать оперативный ма­невр против глубокого тыла противника, а не его ближайшего фланга. Во-вторых, концентрация усилий в районе побережья на­рушает логику десантной операции.

Как правило, сама высадка войск всегда проходит успешно — обороняющаяся сторона не может плотно прикрыть все угрожае­мое побережье. Кризис наступает на второй (реже на третий) день операции, когда преимущество в силах в районе высадки переходит к обороняющемуся. Использование парашютных войск для непос­редственной поддержки морскою десанта в значительной мере бес­предметно: их следует выбрасывать в оперативной глубине и ориен­тировать против коммуникаций противника, его линий связи, шта­бов, тыловых учреждений.

Использовав воздушные дивизии в первый же день операции и притом в непосредственной близости к побережью, немцы, преж­де всего, рисковали бесцельно потерять их. Кроме того, связав свои подвижные войска решением ближайшей тактической зада­чи, они добровольно лишили себя возможности глубокого опера­тивного маневра.

Максимально сузив себе “пространство решений”, К.Макси вынужден “играть в поддавки” на побережье юго-восточной Ан­глии. Ведь узкий двадцатимильный плацдарм при всех обстоя­тельствах легко блокируется. Конечно, это не означает, что войска обязательно будут сброшены в море. Пользуясь преимуществом в воздухе, наступающий сможет захватить какие-то узловые точки позиции, консолидировать плацдарм, наладить коммуникации и, [18] может быть, накопив силы, “прогрызть” оборону и вырваться на оперативный простор. Но такой прорыв вряд ли произойдет рань­ше шестидесятого дня операции.

Иными словами, речь идет о типичном сражении на истоще­ние, которое было для вермахта категорически неприемлемо. К.Макси понимает это, но преодолеть “тенденцию к позицион­ности”, изначально заложенную в его плане, корректными при­емами он не может. Вот и приходится ему заставлять английских командиров действовать заведомо неграмотно.

К.Макси весьма многословен и обстоятелен при описании тактических столкновений, что не принято у “альтернативщиков”. Бой,— пожалуй, наименее интересная часть модели­рования истории: ход и исход его почти всегда определяются уравнениями Остроградского-Ланчестера, отклонения от “среднестатистической нормы” несущественны либо легко пред­сказуемы.

Справедливости ради следует сказать, что рисунок боев К.Макси передает хорошо, хотя и перегружает фамилиями и названиями местечек, которые можно отыскать далеко не на каждой карте Англии.

Значительно слабее он в изложении субъективной, личност­ной составляющей сражения. Создается впечатление, что, пере­работав тонны мемуарной литературы, К.Макси не сумел полу­чить целостного представления ни о Великобритании У.Черчилля, ни о Третьем Рейхе.

Поэтому вместо развернутых психологических характеристик используется набор стереотипов: “параноик” Гитлер, “сибарит и эгоцентрик” Геринг, “ура-патриот” Черчилль, “нерешительный рыцарственный” Редер и т.д. И, в общем, ни один из них “не [19] удостаивает быть умным”. (Исключение составляет А.Кессельринг, которому автор явно симпатизирует.)

Дело даже не в том, что эти клише неверны: в определенном смысле Гитлер действительно страдал паранойей, а патриотизм Черчилля и на самом деле носил несколько истеричный характер. Только проявлялось это совсем иначе, нежели рисует К.Макси.

Вздорность характера, интеллектуальный снобизм и сомни­тельные убеждения типа того, что “ведение войны резко улуч­шится, если повесить пару десятков генералов и, может быть, еще двух-трех начальников штабов”, прекрасно уживались в Черчилле с сильным, тренированным и гибким умом. Если позерство и склонность к дешевой патетике действительно составляли часть личности Черчилля, то твердолобый патриотизм и непреклонность были только политической маской.