Вторжение, которого не было

Монография К.Макси “Вторжение” считает­ся на Западе одной из основополагающих работ в жанре альтернативной военной ис­тории. Книгу отличает необычная для по­добных исследований обстоятельность: используя реальные исторические источники и примешивая к ним вымышленные конструкты, автор старался придать своим текстам достоверность и глубину.

Если долго всматриваться в картину, создан­ную кистью мастера, рано или поздно обрамлен­ный кусок холста, висящий на стене, обретет тре­тье измерение и станет самой Реальностью, а кар­тинная галерея вместе с ее гостями и служителями превратится в плоское и безжизненное изображе­ние. Подобное чудо происходит и при погружении в мир исторической альтернативы, где четкие “да” и “нет” научного познания приходится заменять на многие “может быть”. Иными словами, проис­ходит модификация вероятностей тех или иных исторических событий, и чем меньшее вмешатель­ство автора требуется “альтернативному миру” для возникновения и существования, тем этот мир бо­лее живой.

К сожалению, Кеннету Макси не удалось до­биться чуда достоверности: сконструированное им вторжение в Англию маловероятно, если вообще [12] возможно. Рискну даже сказать, что книга представляет интерес именно некой своей последовательностью и самосогласованностью: из всех ошибок, которые можно совершить при планирова­нии и осуществлении “Морского льва”, К.Макси, похоже, не упустил ни одной.

Случилось так, что у меня есть некоторый опыт в “альтер­нативной” подготовке и проведении десантной операции про­тив Британских островов. Один раз я был посредником в соот­ветствующей стратегической ролевой игре и дважды руководил вторжением в роли фюрера германской нации. Хотя все три высадки в конечном итоге оказались успешными (главным об­разом за счет совершенно беспомощной игры британской сто­роны), “разбор полетов” убедил меня в том, что практическое осуществление подобного мероприятия сопряжено со значи­тельными трудностями.

Признавая это, я, однако, не могу согласиться и с представите­лями исторического “mainstream'а”, которые доказывают принци­пиальную неосуществимость операции “Морской лев”. В контексте кампаний пермяхта в Норвегии или на Крите успешное вторжение в Англию выглядит вполне вероятным. Но вот претворить эту “альтернативную возможность” в текущую Реальность “безо­пасными, а потому и безобидными методами” не удастся. Риск операции очень велик, что подразумевает необходимость использо­вания высшим германским руководством не только всех тонкостей военной науки, но и искусства высшей стратегии.

Вторжение — это взаимосвязанный клубок проблем.

Рейх никогда не рассчитывал на быструю и абсолютную победу над Францией. Тем не менее, неявно предполагалось, что, если это каким-то чудом все-таки произойдет и “лучший конти­нентальный меч” будет выбит из рук Англии, последняя обяза­тельно проявит готовность к “взаимопониманию” на основе при­знания господства Германии на европейском континенте. По крайней мере, до конца июня (и, может быть, даже позже) мыш­ление высших военных и политических руководителей Рейха оп­ределялось этими двумя мотивами. Соответственно, и речи не шло о подготовке к вторжению на Британские острова. На мо­мент завершения французской кампании ни у ОКХ, ни у ОКВ не было плана дальнейших действий. Более того, отсутствовали даже требования к такому плану.[13]

В результате германские командные инстанции попали в же­стокий цейтнот: им предстояло за несколько недель спроектиро­вать “с нуля” сложнейшую операцию, к тому же совершенно нестандартную. И надо сказать, что штабу ОКХ почти удалось это сделать!

В своей “альтернативе” К.Макси переносит начало работы над планом на шесть недель: принципиальное решение о вторже­нии принято в его схеме уже 21 мая 1940 года. Психологически это совершенно невозможно — командование рейха не вполне рассталось тогда с “комплексом Марны”, со дня на день ожидало перехода союзных армий в напрашивающееся контрнаступление против растянутого южного фланга группировки Клейста и было полно решимости встретить сюрпризы врага во всеоружии.

Прорыв к Ла-Маншу принес ошеломляющий успех, но и породил ряд “технических” проблем. Дюнкерский “стоп-приказ” Гитлера был продиктован не столько абстрактными поли­тическими расчетами, сколько конкретными оперативными за­труднениями, — вот почему и Рунштедт, и Бок восприняли его как должное.

Разумеется, можно рассмотреть альтернативную модель, в ко­торой “пьяный воздух победы” вскружил головы высшему гер­манскому генералитету. Такая версия событий не слишком веро­ятна, но, в конце концов, возможна: командиры на местах в пер­вые же дни операции почувствовали нежелание французов сражаться. Гудериан, Гот, Рейхенау пытались убедить в этом шта­бы групп армий, на уровне высших штабов подобную точку зре­ния Гальдер отстаивал перед Гитлером и Браухичем. Видимо, если бы Манштейн оставался в мае 1940 года в своей прежней долж­ности, он склонил бы Рунштедта перейти к “основной версии” плана “Гельб”.