Вторжение из ада

Иван пригнулся и последовал за ним. Он просунул голову во тьму, на миг ослеп, но тут же прозрел — никакой тьмы не было. Они стояли посреди зеленой лужайки, прямо в коротко остриженной, а может, и от рождения невысокой траве. И белел перед ними испещренный рытвинами шар, самый обычный системный шлюз-переходник.

— Входи первым! — потребовал Иван.

Вертухаи, прижимая изуродованную руку к груди, кивнул, согнулся и вошел в белый шар, прямо сквозь пористую стену. Иван юркнул следом. В шаре было темно, но Иван сразу ухватил вертухая за заднюю лапу. И пополз за ним. Ползти пришлось долго. Теперь Ивана нисколько не удивляло, что в шарике, чуть превышавшем ростом человека, лабиринтов было во все стороны на сотни и тысячи километров, а скрученного пространства, свернутого вдоль лабиринтов-направлений, на миллионы парсеков. Многослойные, многоярусные миры — дело обычное и занудное.

Когда вертухаи вдруг свернул налево, Иван дернул его за лапу — не ошибся ли? Но тот пробубнил, что все верно. Иван помнил, что в прошлый раз он попал в Межарха-анье другим лабиринтом, и потому скрипел зубами, но молчал.

Наконец их вынесло наружу.

— Зал Отдохновений, — буднично и уныло доложил вертухаи и с опаской покосился на чужака.

Белесый туман плыл по мраморному полу. Почти как в Осевом, подумалось Ивану. Он обернулся — ни вертухая, ни шара не было. Сбежал, паскудина! Ну и ладно, ну и черт с ним! Иван сделал шаг вперед, потом еще шаг.

Далеко-далеко, почти у незримого горизонта возвышался над полом хрустальный куб-пьедестал. На нем трон.

Трон — это сила и власть. Трон — это могущество! Но до него надо добраться.

Иван бросился вперед. Глаза у него горели, сердце билось учащенно. Он обязан успеть! Он обязан влезть на пьедестал, забраться на трон!

Он много чего обязан!

Из клубов тумана, справа и слева, выскочили два десятка трехглазых. Бросились на него с обеих сторон, заходя полукругом. Опять они? Нет, Иван вспомнил, это слуги, неживые слуги или киберы, этих вообще жалеть не следует. Но лучеметом их тоже не возьмешь. Вся надежда на меч-кладенец да на ловкость. Он еще сильнее рванул вперед, пытаясь обойти тварей, выскользнуть из полукруга их забот. И он почти достиг этого, когда одна из тварей уцепила его изогнутым когтем, повалила. Иван еле успел выставить меч острием вперед- и чудесное лезвие пронзило, продырявило первого. С таким оружием он бог! он герой! он непобедим! Ивану разом припомнилось, как он бился с трехглазыми — это было лютой пыткой, он рвал их на куски, рассекал, жег, сбивал с ног, вышибал и выдавливал страшные, нечеловеческие глаза, выдирал шевелящиеся жвалы. Но они были невероятно живучи, они были неубиваемы. Он изнемогал в схватках с ними, и почти всегда побеждали они, не убивая его, не вышибая из него духа, а лишь жестоко избивая его, пытая, терзая, мучая. А потом они всегда подвешивали его в подземных темницах. Это было нескончаемой пыткой. Но теперь он властелин над ними! Цай выручил его, да что там выручил! Цай спас его! С таким мечом можно хоть к дьяволу в гости в саму преисподнюю!

— Ну, как хотите! — зарычал Иван.

И «тройной веер» разбросал сразу шестерых — теперь они не жильцы на белом свете. От седьмого он увернулся, восьмому выбил верхний глаз пяткой, девятому прожег подбородочные жвалы, десятому снес долой голову вместе с половиной левого плеча — меч был просто волшебным! меч тридцать… какого-то века! сказка! чудо! сверхоружие! — Иван перепрыгнул еще через четверых, на лету распарывая им затылки, упал на спину, трижды перевернулся, перекатился боком и снова выставил острие — опять первый из преследователей напоролся на него. Готов! И еще один готов! Осталось семеро… Иван неожиданно резко остановился. И те замерли. И тогда он бросился на них с воинственным кличем, будто в детской игре, а не в смертном бою.

— Ну, нечисть, получай!

Стоявший посередке прорвал ему коротким иззубренным тесаком пластик комбинезона, оцарапал. И потому Иван сразил его первым. Остальных он изрубил в крошево, в капусту — рука не могла остановиться, нервы, проклятые нервы!

Путь был свободен. И Иван опрометью понесся вперед, не жалея ни ног, ни сердца, ни легких. Он летел стрелой, пулей, молнией… Но хрустальный куб-пьедестал ни на метр не приближался. Это было непонятно, невозможно. Но это было! Причуды Меж-арха-анья! Забавы средоточия многомерных пространств! Иван начинал уставать — страшно, люто, до рези в мышцах и колющей боли под ребрами. Но он не приближался.

— Господи! Да пропади все пропадом!

Он рухнул с разбегу на колени, ударился о холодный мрамор всем телом. И снова из клубящегося тумана бросились к нему нелюди, снова стали смыкать полукруг.