— Ты не юли, ты мне прямо ответь, как оно так получилось? — Горячился Паника. — Где все наши суперсовременные бригады быстрого реагирования? Где наше новейшее вооружение? Где ракеты, самолеты? Это же все было. Ракеты летали, самолеты пятого поколения в войска поступали. Я видел…
— Телевизор меньше смотри.
— Сразу видно, не служил. — Оборвали Стаса сразу с нескольких сторон.
— Не, ну а правда? — Не унимался он. — Куда все делось?
— Никуда не делось. — Вздохнул Триплекс. — Как маршировали каждое девятое мая по Красной площади вместе с американцами, так поди и маршируют эти бригады. И что самое смешное, опять вместе с американцами. Нафига им воевать, если итак неплохо кормят?
— Это точно. — Подтвердил Скорый. — Когда я в июне собирался дернуть на восток, предложил своему корешу пойти вместе, а он меня спрашивает, на фига? За что, говорит, под пули подставляться? За вышки и нефтепроводы? Так не мои они, образом. За стометровые яхты и виллы? Так нет их у меня.
Я ему, дурень, ведь и сам и дети твои вечно на иностранного дядю пахать будете. А он мне, а я итак всю жизнь ни них пашу. Кому, говорит, думаешь вон сигареты 'ява' в твоей руке принадлежат, и кто деньги со счетов за электричество снимает. Нас десятилетиями имели всей толпой и сейчас имеют. Что изменилось-то?
Я так и не нашелся, что ему ответить.
— Дурак твой кореш, Скорый. — Возразил Баклажан. — Мы им тут как рабочая сила на хрен не нужны. Хилые, болявые. Жрать привыкли помногу, работать разучились. Сейчас нагонят тех же таджиков поболе, а над ними кавказцев поставят, чтобы охранять. На кнопки жать и в компьютер глазеть всяких поляков да эстонцев пригласят. Ни на меня, ни на тебя, ни на твоего кореша у них планов нет.
— Это понятно… — хмыкнул Скорый.
— Тебе оно, может, и понятно, а большинству нет. — Подключился к разговору Триплекс. — Чтобы народ поднять, нужна идея, а где она? Ну допустим отобьемся мы? Опять москвичи расползутся по офисам, чурки по рынкам, а эффективные менеджеры продолжат сливать, что еще не слили, и продавать, что еще не продали? — При этих словах Триплекс посмотрел в мою сторону, будто это я тот самый эффективный менеджер.
Хотя понятно, мне, как представителю Нерезиновой на роду написано отдуваться за всех, кто там жил до войны.
— Такого больше не будет. — Уверенно возразил Баклажан. — Всю эту шушеру мы погоним сраными вениками из страны, а кто замараться успел, тех к стенке поставим.
— Ну, допустим, а дальше что? — Не унимался Триплекс. — Фабрики рабочим, землю крестьянам? Так на это больше никто не купится. Нет идеи. Идеи нет. Народ и раньше до войны друг на друга волком смотрел, а сейчас и подавно все по норкам сидят.
— Во-первых, их из этих норок-то скоро всех повыковыривают. — Продолжал спорить Баклажан. Не отсидятся. А во-вторых, как тебе такая идея — стоять за своих? Блин. Я не политик, красиво говорить не умею, но почему обязательно идти за коммунистами, демократами, националистами? Слово 'патриот' затерли и изнасиловали, ну назови это как-то по-другому. Будем стоять за тех, кому не все равно. Не нравится жить как все, есть желание прикупить домик на острове, отравить сыночка в Лондон учиться? Пожалуйста. Только не за наш счет и не на нашей земле. Пшел нах в свой Лондон, одним словом. Голым по морозцу.
— Опять отнять и поделить?
— А отнимать ничего и не надо. — Баклажан бросил последнюю картофелину в котел и воткнул нож в разделочную доску. — Практически все сейчас принадлежит этим господам, что ездят сейчас по нашим дорогам на танках под голубыми знаменами ООН. Сами все отдадут, мы уж тут сами разберемся кому и что полагается. И никаких больше терок за национальное и никакой классовой борьбы. Не хочешь жить вместе — иди строй свое государство где-нибудь в другом месте, желаешь жить за счет других, ищи идиотов в других краях.
— Складно все у тебя получается, однако пока мы сидим, обложенные флажками. И вообще сейчас лучше не за мир во всем мире тереть, а подумать, как мы завтра Трофимово отбивать будем.
— Это точно. — Все обернулись на голос Морды, который неизвестно сколько стоял в дверях и слушал наш базар. — А так как утро вечера мудренее, поступает команда 'отбой'.
Сил нет смотреть на расстроенного Костика. Его, похоже, забирают из нашей ячейки и переводят в группу РЭБ. Начальство не могло не заметить его способностей и решило использовать моего приятеля с умом. Теперь он стоял передо мной и жаловался на жизнь. Я его понимал. Если бы меня вот так же отцепили перед самой операцией, расстроился бы едва ли не сильней. Ведь итак не все двенадцать новобранцев должны были идти в составе двух групп, которым предстоит спасти жителей деревни Трофимово если не от тотального уничтожения, то от рабства точно. Не знаю уж, чем они там провинились, но разве сейчас для этого нужно искать повод?