Второй выстрел

Теперь наступила моя очередь удивляться.

— Она сама мне так сказала. Совершенно определенно. Как будто ты сочла, что ей лучше об этом знать.

— Так и есть, не спорю, но я-то ей ничего подобного никогда не говорила! Я была уверена, что она мне все равно не поверит. Собственно, я собиралась ей все сказать, когда она оправится от первого шока, чтобы ей проще было выбросить его из головы. Однако же это странно.

— Видимо, она что-то подозревала и побоялась, что ты не дашь ей прямого ответа, — задумался я. — Вот и воспользовалась невинным обманом, чтобы докопаться до истины. Смело, ничего не скажешь.

— Да, — согласилась Этель, еще более задумчиво, чем я. — Она и вправду отважная девочка. Так стойко перенесла все случившееся... Должна признаться, в ней больше силы воли, чем я предполагала. Возможно, она еще мало знает о жизни, но уж размазней ее точно не назовешь, что бы ни воображала о ней Сильвия. На самом деле, будь между ними открытый поединок, я вовсе не уверена, что победа осталась бы за Сильвией. Слава богу, что до этого не дошло.

— Аминь, — искренне поддержал я.

— И еще раз, Сирил, спасибо тебе, ты настоящий друг, — повторила Этель, причем на ее лицо вернулось прежнее напряженное выражение.

— Шерингэм должен подойти в любую минуту, — торопливо сказал я. — Он сотворит чудо, вот увидишь. Я думаю, мне лучше пойти встретить его.

Я давно пришел к выводу, что лучший способ справиться с женскими эмоциями — это вообще избегать их.

Спустившись в сад по шести каменным ступеням лестницы, я пересек луг и присел на краю склона, откуда мог издали увидеть Шерингэма, каким бы путем он ни шел к дому.

Но даже там мне не удалось надолго сохранить уединение. У меня был с собой номер "Таймс", и я сделал вид, что читаю, но украдкой бросил взгляд в сторону дома и увидел, как Аморель с решительным видом спускается по ступеням. Она двинулась через луг в моем направлении. Я с гораздо большим удовольствием побыл бы один.

Она плюхнулась на землю рядом со мной, подтянула колени к подбородку, обняла их голыми загорелыми руками и, не проронив ни слова, мрачно уставилась перед собой.

— Ну, Аморель? — не вытерпел я.

— Черт бы побрал это дознание, — пробормотала она. — Черт, черт... я так боюсь его!

— Вы боитесь?! — не поверил я своим ушам.

— Да, боюсь, представьте себе, — резко бросила она в ответ.

Я немного замялся.

— Если вы опасаетесь, что выплывет наружу то, что вы мне сказали тогда утром в лесу, то я не понимаю, каким образом они могут узнать...

— Ах, это... — пренебрежительно отмахнулась она.

Аморель всегда была для меня неразрешимой загадкой. То я был уверен, что знаю ее как свои пять пальцев, то с отчаянием понимал, что не знаю о ней ничего. Конечно, мне трудно было понять ее тем утром или разобраться в причинах ее настроения, толкнувшего ее искать моего общества, а получив его, вдруг начать огрызаться. Со стороны можно было подумать, что это ее подозревают в убийстве кузена.

— Я только что перебросился парой слов с Эльзой, сказал я, твердо вознамерившись увести разговор в сторону от нас двоих. — Знаете, я даже удивился, насколько хорошо она перенесла этот удар. Честно говоря, я ожидал увидеть ее на грани нервного срыва, или только-только оправляющейся от него.

— Да, — кивнула Аморель. — Эрик, может быть, и одурачил ее, но зато и ей всегда удавалось дурачить вас, Пинки, разве не так?

— Дурачить меня? Чем это, позвольте узнать?

— Да всем. Своим притворством. Этакая голубоглазая невинная куколка. Ах, мистер Пинкертон, расскажите мне еще о вашей замечательной коллекции марок! Как, должно быть, чудесно собирать марки! — Аморель изобразила восторги мисс Верити очень забавно, но при этом так достоверно, что это заставило меня взглянуть на нее в замешательстве.

— Что вы имеете в виду, Аморель?

— А то, что потом она обычно приходила и передразнивала вас, потешая Эрика и меня, так что мы буквально умирали со смеху, — продолжила Аморель с нескрываемым злорадством.

— Она... она так делала?! — воскликнул я, совершенно потрясенный. Я вспомнил, что то же самое говорил мне Эрик тем вечером, когда... словом, тем злосчастным вечером. Неужели это была правда, а не его жестокая выдумка, как мне хотелось верить?

— Именно так и делала, — измывалась надо мной Аморель. — Да-а, бедняжка Пинки, здорово она вас поводила за нос. Неудивительно, что вы вообразили, будто влюблены в нее.

— Никогда я ничего подобного не воображал, — возмутился я, расстроенный неожиданным разоблачением лицемерия и двоедушия мисс Верити. Однако при этом я не мог не подивиться тому, с каким наслаждением Аморель сыпала соль на мои раны.

Наверное, я никогда не научусь понимать Аморель. В ответ она просто набросилась на меня: