То был еще один удар, еще один непрозрачный намек, но и его оставили без ответа король Банрууд, ярл Берна и их воины.
Едва переставляя одеревеневшие ноги, Гисла вышла из зала следом за Альбой, в окружении стражей короля, и немыслимое пиршество с северянами завершилось.
21 шаг
– Я никогда прежде не слышала этой песни, – сказала Альба. – Песни о мужчинах.
Они лежали рядом на широкой кровати, прислушиваясь к тому, как поскрипывала вокруг крепость бернского ярла, как ветер качал за окном деревья, как шелестели ему в ответ листья. Они так и не нашли в себе сил заговорить обо всем, что произошло на пиру, и приготовились ко сну, не сказав друг другу ни единого слова. Но тишина сумела развеять первое потрясение.
– Это брачная песня, – ответила Гисла. – Ее поют на свадьбах.
– Я не бывала на свадьбе, – с тоской промолвила Альба.
Эти слова так потрясли Гислу, что она вновь смолкла. Праздник, обыденный для любой культуры, стал для Сейлока такой редкостью, что шестнадцатилетняя принцесса ни разу в жизни не присутствовала на свадьбе.
– Я и не знала, что ты не из Лиока, – прошептала Альба. – А остальные знают?
– Мастер Айво знает. Наверняка хранители это обсуждали. Раньше я боялась, что меня выгонят из храма, если кто‐то узнает. Но теперь, кажется, никому нет до этого дела.
– Все так, как говорил король Гудрун?
– В детстве, задолго до того, как я оказалась на Храмовой горе, я жила в деревушке под названием Тонлис. В Северных землях. Но то было очень давно, и я больше не северянка. Король Гудрун не имеет на меня никаких прав.
– А отец никогда тебя не отдаст.
Эта мысль не принесла ей утешения, хотя она и знала, что Альба старалась ее ободрить. Зато принцессу ждала разлука с Сейлоком.
– Меня не пугают ни король Гудрун, ни Северные земли, ни даже отъезд из Сейлока, – прошептала Альба.
– Нет?
– Нет. Но я боюсь, что никогда не увижу Байра, – призналась Альба. – Я не говорю о нем, потому что от этого слишком больно. Но больше всего на свете боюсь никогда больше не увидеться с ним.
Гисла взяла Альбу за руку. Она не стала говорить ей, что все будет хорошо. Не смогла. Ведь сама она верила, что все будет очень и очень плохо.
– Ты споешь для меня, Лиис? – В уголках глаз принцессы блеснули слезы.
– Конечно. А завтра мы поедем домой, – тихо ответила Гисла. – Тебе нечего бояться.
– Спой мне про летучую мышь, – взмолилась Альба так же как прежде, в детстве.
– Ох, Альба. Только не эту песню, – простонала Гисла.
Эту песню она петь не могла. Не сегодня. Не теперь, пока она сжимала в руке пальцы Альбы.
– Она ничего не видит, но ей не страшно, она ныряет, скользит по воздуху. Она полна радости, а крылья ее крепки. Она танцует под далекую песню, – пропела Альба. – Мне всегда так нравилась эта песенка. Как хорошо быть свободной, как хорошо, когда тебя окружают близкие. Чего еще может желать живое существо?
– И правда, чего еще? – прошептала Гисла.
– Прошу, Лиис. Прошу, спой мне эту песню. Она меня успокаивает, – продолжала упрашивать Альба, и Гисла, как всегда, уступила.
Но Альба была безутешна. Ее мысли заполняла одолевавшая ее печаль. Гисла держала ее за руку, пела для нее и потому никуда не могла от них деться.
– Байр обещал мне, что вернется! – воскликнула Альба, когда Гисла допела. – Он обещал.
– Тот, кого я любила, когда‐то обещал то же самое, – сказала Гисла.
– И что случилось? – Альба задала свой вопрос так, словно боялась услышать ответ. Словно уже его знала.
– Он так и не вернулся. – Вернулся только теперь. Но
– Почему? – с тоской в голосе спросила Альба.
– Не знаю. Не все обещания… можно выполнить.
– Боюсь, это так, – прошептала Альба. – Но… ты злишься?
– Порой я злюсь, – призналась Гисла. Порой она злилась так сильно, что ложилась ничком на землю и выпевала в нее свой гнев, пока трава вокруг не желтела, а почва не трескалась от ее яростной песни. – Но чаще тоскую по нему.
Как же сильно она по нему тосковала. Он жил среди северян, теперь она была в этом уверена. Но почему? И зачем он пришел сюда? И как она встретится с ним? Как скажет, что давно уже сдалась?
– Я каждый день скучаю по Байру. У меня в сердце дыра, – сказала Альба. – И я боюсь, что так будет всегда.
– Вы были так близки, – сдавленным голосом вымолвила Гисла.
– А теперь… нас больше нет, – глухо прибавила Альба.
Какое‐то время они молча лежали во тьме, а когда Альба наконец уснула и сон унес ее страдания, Гисла сдалась на волю печали и тоски.