Второй ошибки не будет

Надела она и тоненькое золотое колечко, подарок мамы. Маленький ободок, а в центре бриллиантик. Мама сказала, что это не бриллиант, а фианит, искусственный камень, обязанный своему красивому названию тем, что его изобрели в Физическом институте Академии наук. Но Ксюше были неинтересны эти тонкости. У нее есть бриллиант, и точка. Она бы каждый день его носила, но мама запрещала. Неприлично это, видите ли, некультурно. А Киса вся в драгоценностях, как мумия Тутанхамона, и ничего. Никто не говорит: «Фу, Киса, ты некультурная, иди отсюда!», совсем наоборот, ребята крутятся вокруг нее.

Перед выходом Ксюша посмотрелась в зеркало и чуть не заплакала, такая там отразилась унылая дура, а тут еще бабушка вышла из своей комнаты, увидела ее и руками всплеснула от восторга: «Ах, чудная, чудная девочка!» Стало совершенно ясно, что в таком виде дом лучше не покидать, и Ксюша решила остаться, но потом взяла и пошла. Какая разница, как она выглядит, если всем на нее плевать, в самом-то деле.

Несмотря на промозглую погоду, она немного пошаталась в соседнем дворе, ожидая, пока окна актового зала погаснут и зеркальный шар начнет кидать в темноту пригоршни белых искр. Тогда вошла и, повесив куртку в гардеробе и переодев туфли, хотела быстро прошмыгнуть в актовый зал, но в коридоре третьего этажа столкнулась с Ваней Корнеевым, который пил воду из фонтанчика.

Сердце привычно екнуло, и сразу стало грустно, что он над ней даже смеяться не станет.

Хотела пройти мимо, но он вдруг окликнул:

– Ксюша?

Она остановилась, дернув плечом, мол, говори скорее, у меня поважнее дела есть.

Ваня подошел, заглянул в глаза, позвал потанцевать.

По-настоящему это никак не могло быть, значит, какой-то подвох.

Ксюша поправила воротничок платья, не зная, как быть дальше, но тут из-за двери актового зала послышались звуки медляка, и она решилась.

Потом будет что будет, но танец с Ваней у нее никто не отнимет.

Его рука лежала на ее талии, и хоть по залу активно шныряла Пылесос, следя, чтобы в парах соблюдалось пионерское расстояние, все равно Ксюша чувствовала тепло его щеки, и это было так странно, так волшебно, что хотелось, чтобы вместе с этой музыкой кончилась и жизнь.

Начался быстрый танец, но Ваня не отпустил ее, а увел в дальний угол зала, к составленным там скамейкам. «Сейчас начнется прикол», – поняла Ксюша, но все равно пошла.

Однако никакого розыгрыша не последовало, они с Ваней просто сели рядом и хотели поговорить, но в грохоте «Аббы» не слышали друг друга. Тогда Ваня сказал: «Пойдем?», и они ушли, и гуляли по промозглым улицам, и Ксюша ступала по лужам, как по райскому ковру, хотя и не верила, что это всерьез. Набралась храбрости, и все-таки спросила, зачем Ваня взял листок с ее изображением, неужели так смешно, а он сначала не понял, а потом признался, что просто выбросил, чтобы мерзкая карикатура не гуляла дальше.

Он проводил ее до дома, и, прощаясь, не полез целоваться, но официально взял ее телефон и позвал в кино.

Завтра, нет, уже сегодня, у нее суд, а завтра, значит, они с Ваней пойдут в кино. Интересно, поедут в центр, или отправятся в местный кинотеатр? Почему-то поездка на Невский представлялась ей более серьезным шагом, чем посещение серого кирпичного куба с ярко-синим фасадом под названием «Меридиан».

А если Ваня подарит цветы? Нет, это маловероятно. Это она слишком круто берет.

Ксюша снова вздохнула. Вот что за жизнь, или это человеческая сущность такая, что неспособна к райскому блаженству, даже если вдруг попадет в рай?

Мальчик, в которого она была безответно влюблена, вдруг сам обратил на нее внимание, это ли не повод с ума сходить от счастья? Сейчас ей положено мечтать о будущем, предвкушать новую встречу, да просто, черт возьми, радоваться, что появилось у нее прекрасное воспоминание о школьных годах, которое уже не отнимет никто и никогда, и, состарившись, она с полным правом сможет доставать правнуков шамкающим беззубым ртом, тысячу раз повторяя, как первый красавец класса пригласил ее на свидание.

Ей точно полагается сейчас быть счастливой, а вместо этого на сердце уныние и тоска.

Может, по инерции, оттого что она привыкла не ждать от жизни ничего хорошего и понимает, что чем громче смеешься сегодня, тем горше заплачешь завтра?

От хорошего ведь тяжелее отвыкать, чем от плохого.

…Ноги совсем противно замерзли, и Ксюша все-таки встала за носками. Холодный воздух комнаты взбодрил ее, и она решила выпить молока, потому что слышала, что это помогает уснуть.

Накинув шерстяную кофту, тихонько пробралась в кухню, с огромными предосторожностями открыла холодильник. По голубой надписи на дверце она когда-то училась читать. «Юрюзань» – прекрасное таинственное слово, значения которого она так и не узнала.

Молоко было только в банке, кипяченое, с противным желтоватым кругляшком пенки, и пить его Ксюше сразу расхотелось.

Она вернулась в кровать и легла прямо в кофте, хотя знала, что так поступать очень дурно и негигиенично.

Закрыла глаза, но сон не шел, и пришлось задать себе очень неприятный вопрос: она не радуется только потому, что не умеет?