Второй ошибки не будет

Он тогда посмеялся и обещал, что тайна останется между ними. Абсолютно поверив Ленкиному объяснению, он удивился капризам психики, как можно забыть настолько прочно, что не вспомнить во время пристрастного Танькиного допроса, а теперь, пожалуйста, сам попал в ловушку собственного мозга.

И ведь тоже вспомнит наверняка, как и Ленка, внезапно, но будет уже поздно. Никто не станет слушать.

Вернувшись в комнату, он аккуратно уложил весь хабар в большой рюкзак, надел его на плечи и попрыгал. Вроде удобно и не слишком тяжело.

Татьяна вернулась с работы чуть раньше обычного. Увидев рюкзак, стоящий в коридоре, пожала плечами:

– А-а, а ты уже все собрал? А я специально отпросилась помочь.

– Спасибо, – тепло произнес Федор. Ему была приятна Татьянина забота.

Переодевшись, жена пошла на кухню готовить ужин, и начался обычный вечер, такой же, как многие другие до него, только последний.

Когда в телевизоре зазвучала мелодия прогноза погоды и по экрану на фоне красивых пейзажей поплыли названия городов, Татьяна встала с дивана.

– Пойду спать. Завтра трудный день.

Федор удержал ее за руку.

– Тань, может, хоть сегодня вместе поночуем? Последний раз.

– Хорошо, – сказала она сухо.

Федор лег, погасил свет, с удовольствием слушал, как в ванной шумит вода, а вскоре Таня скользнула к нему под одеяло.

Он обнял ее, поцеловал, она ответила холодными губами, и вся была скованная, как ледяная. Он приподнялся на локте:

– Тань, ну ты чего?

– Ничего, продолжай.

– Но я хочу тебе хорошо сделать…

– Себе сделай.

Федор лег рядом и уставился в потолок. Люстра в темноте выглядела, как паук, готовый к прыжку, даже странно, как это раньше он этого не замечал. И не думал, что мужчина и женщина, занимаясь любовью, делают совершенно разные вещи и придают этому разный смысл.

Настала Танина очередь приподняться на локте:

– Ты обиделся?

– Нет.

– Правда, Федор, продолжай.

– Ты же не хочешь.

– Это не важно сейчас.

Федор не ответил. Сказать, что ему не нужны подачки? Хамство. Но если она не хочет сейчас ему довериться, то ждать его и посылки посылать не нужно? Шантаж. Что Глаша – это Глаша, а жена – это жена? Правда, но прозвучит, наверное, как оскорбление.

Да и как просить о любви после того, как он полюбил другую?

Федор вспомнил, как в школе им рассказывали об Александре Ульянове, который отказался ходатайствовать о помиловании у царя не из высших революционных соображений, а по побуждению порядочности и благородства. Он считал недопустимым просить пощады у человека, которого хотел убить.

Так и ему ни о чем просить Таню нельзя теперь.

– Давай, а то вдруг тебя завтра посадят.

– Не переживай об этом, Таня. Приедешь на супружеское свидание, если захочешь, тогда и наверстаем. Через силу не надо.

– Ты точно не сердишься?

– Точно. Я понимаю.

Федор соврал. Может быть, Татьяна чувствовала сейчас примерно то же, что и он, когда брал ее с ребенком, только в сто раз острее. А может быть, и совсем другое.

И вдруг он решился:

– Слушай, Таня, а ты не расскажешь, кто Ленкин отец?

Татьяна резко села в постели:

– Зачем тебе?

– Не знаю.

Татьяна молча вышла из комнаты, и он решил, что она обиделась и отправилась спать к себе, но вскоре жена вернулась и с тяжелым стуком поставила на тумбочку пепельницу.

Открыла форточку, устроилась в подушках поудобнее и запалила сигаретку. Федор хотел сострить, что приличные люди курят после, а не вместо, но в свете огонька зажигалки лицо Тани показалось таким печальным, что он промолчал. Татьяна вдохнула и закашлялась.

– Ты давай тут не увлекайся этим делом, пока меня не будет.

– Ты там тоже не начни.

– Не-не. Но сигареты присылай, как валюта пригодятся.

– Тебе действительно интересно, кто Ленкин отец? – спросила Татьяна.

– Не то, что бы… – Федор замялся, – вопрос в том, хочешь ли ты со мной поделиться.

Татьяна кивнула:

– Хорошо, скажу. Ты, наверное, думаешь, что это какой-нибудь мальчик из универа меня обрюхатил, так, по глупости и по пьяни? К сожалению, Федя, все еще хуже. Ленка от папиного начальника.

– Да иди ты! – вырвалось у Федора.

– Само собой, то была величайшая любовь всех времен и народов, – Татьяна недобро усмехнулась, – со всеми погремушками. Такой был красивый мужчина, интересный, что называется, настоящий мужик. Ты его не застал, потому что он пошел на повышение, а папа как раз занял его место.

– А тебе сколько было?

– Девятнадцать, вполне совершеннолетняя.

Федор вздохнул:

– Ну хотя бы этого греха на моей совести нет.

– А…

– Она была сильно меня моложе, но взрослая. Двадцать семь.

– И ты хотел жениться.

– Да.

– Ну вот, – усмехнулась Таня, – можешь еще считать себя порядочным. А Ленкин папаша только обещал, а потом посмеялся надо мной: такая взрослая, а в сказки веришь. Я хотела аборт сделать, но не смогла, в последний момент сбежала.

– Вот и хорошо. Ленка отличная у тебя получилась.

– Это да.

– А он знает?

– Ну конечно…

– Помогал?

– Нет. Продвинул отца на повышение и решил, что эта подачка с лихвой компенсирует все алименты.

– И не боялся, что ты подашь в суд?

– Знал, что испугаюсь. Кто он и кто мы.

Татьяна глубоко затянулась и снова закашлялась.