Самым небрежным тоном я объяснил, что некоторые мои привычки всегда казались странными даже дону Хуану и дону Хенаро, и уж тем более могли показаться странными им.
— Все мы со странностями, — сухо сказала Лидия.
Я сел на постели под лампой, прислонившись спиной к стене. Они легли рядом, по обе стороны от меня. Роза укрылась одеялом и тут же заснула, едва коснувшись головой циновки. Лидия сказала, что теперь мы можем спокойно поговорить, и попросила меня потушить свет, так как он действует на нее усыпляюще.
Наша беседа в темноте касалась главным образом местонахождения двух других девушек. Лидия сказала, что не представляет себе, где сейчас Ла Горда, но Хосефина, несомненно, все еще разыскивает Нестора в горах, несмотря на темноту. Она пояснила, что Хосефина лучше других может позаботиться о себе в ситуациях, подобных нахождению ночью в пустынном месте, поэтому Ла Горда и отправила ее с этим поручением.
Я сказал ей, что из всего услышанного раньше я понял, что Ла Горда — их лидер. Лидия ответила, что Ла Горда действительно была за старшего и что сам Нагуаль поставил ее во главе. Она добавила, что если бы даже он этого не сделал, то рано или поздно Ла Горда все равно взяла бы верх, потому что она лучше их всех.
Тут мне захотелось зажечь лампу и кое-что записать. Лидия недовольно сказала, что свет усыпляет ее, но я настоял на своем.
— Что делает Ла Горду лучшей? — спросил я.
— У нее больше личной силы, — сказала она. — Она знает все, и, кроме того, Нагуаль научил ее, как управлять людьми.
— Ты завидуешь Ла Горде в том, что она самая лучшая?
— Раньше завидовала, а теперь — нет.
— Почему же ты изменилась?
— В конце концов я приняла свою судьбу, как учил меня Нагуаль.
— А какова твоя судьба?
— Моя судьба… Моя судьба — быть бризом. Быть
— А Роза или Хосефина завидуют Ла Горде?
— Да нет, что ты. Все мы приняли свою судьбу. Нагуаль сказал, что сила придет к нам только после того, как все мы без взаимных упреков примем свою судьбу. Раньше я часто жаловалась и чувствовала себя ужасно, потому, что Нагуаль мне нравился. Я все думала, что я — женщина. Но он показал мне, что это не так. Он показал мне, что я — воин. Моя жизнь окончилась до того, как я встретила его. То тело, которое ты видишь сейчас, является новым. То же произошло со всеми нами. Может быть ты и не такой, как мы, но для нас Нагуаль был новой жизнью.
Когда он сказал, что собирается покинуть нас, так как ему надо заниматься другими делами, мы думали, что умрем. А посмотри на нас сейчас. Мы живы, и знаешь, почему? Потому что Нагуаль показал нам, что мы — это он сам. Он здесь, с нами. Он всегда будет здесь. Мы — его тело и его дух.
— Вы все четверо чувствуете одинаково?
— Нас не четверо. Мы — одно. Это наша судьба. Мы должны поддерживать друг друга. И ты такой же, как мы. Все мы — одно и то же. И донья Соледад такая же, хотя она и идет в другом направлении.
— А Паблито, Нестор и Бениньо? Как с ними?
— Мы не знаем. Мы не любим их. Особенно Паблито. Он трус. Он не принял свою судьбу и хочет увильнуть от нее. Он даже хочет отказаться от своих шансов стать магом и жить обычной жизнью. Это было бы великолепно для Соледад. Но Нагуаль приказал нам помогать ему. Хотя мы уже устали ему помогать. Может быть, совсем скоро Ла Горда отшвырнет его с пути навсегда.
— Неужели она способна это сделать?
— Способна ли она? Конечно да. Она получила от Нагуаля больше остальных. Может быть, даже больше тебя.
— Как ты думаешь, почему Нагуаль никогда не говорил мне, что вы — его ученицы?
— Потому что ты — пустой.
— Это он сказал, что я — пустой?
— Каждый знает, что ты — пустой. Это написано на твоем теле.
— Написано что?
— У тебя в середине есть дыра.
— В середине моего тела? Где?
Она очень мягко коснулась правой стороны моего живота и пальцем очертила круг, словно обозначая границы невидимой дыры диаметром четыре-пять дюймов.
— А ты сама пустая, Лидия?
— Ты шутишь? Я — полная. Разве ты не
Ее ответы принимали неожиданный оборот. Мне не хотелось раздражать ее своим невежеством, поэтому я утвердительно кивнул.
— Как ты думаешь, почему у меня в середине есть дыра, которая делает меня пустым? — спросил я, после раздумья над тем, какой вопрос будет самым невинным.
Не отвечая, она повернулась ко мне спиной и пожаловалась, что свет лампы режет ей глаза. Я настаивал на ответе. Она вызывающе посмотрела на меня.
— Я не хочу больше разговаривать с тобой. Ты тупой. Даже Паблито не такой тупой, а он хуже всех.
Я не хотел опять попасть в тупик, делая вид, что знаю, о чем идет речь. Поэтому я опять спросил, что вызвало мою пустоту. Я упрашивал ее сказать, горячо уверяя, что дон Хуан никогда не давал мне разъяснений на эту тему. Он постоянно говорил мне, что я пустой, и я понимал его, как понял бы это любой западный человек. Я считал, что он подразумевает отсутствие у меня воли, решительности, целеустремленности и даже ума. Он никогда не упоминал о дыре в моем теле.