В течение многих лет она ничего не могла придумать, чтобы выследить эту свою слабость. Но вот однажды она стала настолько больной и усталой от своего ожиревшего тела, что отказалась принимать пищу в течение двадцати трех дней. Это было начальное действие, которое разрушило ее фиксацию. Затем у нее возникла идея засунуть в рот губку, чтобы клиенты думали, будто у нее болят зубы и она не может есть. Эта уловка сработала не только с ее клиентами, переставшими предлагать ей еду, но и с ней самой, потому что у нее жевание губки вызывало ощущение, что она ест. Ла Горда смеялась, когда рассказывала мне, как она всюду ходила с засунутой в рот губкой – в течение нескольких лет, – пока ее привычка к обжорству не истощилась.
– Тебе нужно было только уничтожить свою привычку?
– Нет, мне нужно было научиться есть как воин.
– А как ест воин?
– Воин ест медленно и понемногу за раз. Я привыкла разговаривать во время еды и ела очень быстро, проглатывая огромное количество пищи за один прием. Нагваль сказал мне, что воин делает четыре глотка за один раз. Немного погодя он делает еще четыре глотка, и так далее.
А еще воин в течение дня проходит мили и мили. Моя слабость к еде никогда не позволяла мне много ходить. Я победила ее тем, что делала по четыре глотка пищи каждый час, и тем, что ходила пешком. Иногда я ходила весь день и всю ночь. Так я согнала жир со своих ягодиц.
Она засмеялась, вспомнив прозвище, которое дал ей дон Хуан.
– Но выследить свои слабости – еще недостаточно для того, чтобы освободиться от них, – сказала она. – Ты можешь выслеживать с сей минуты и до Судного Дня, и это не даст никаких результатов. Именно поэтому Нагваль не хотел давать мне никаких инструкций. Чтобы реально достичь безупречного мастерства в
Ла Горда рассказала, как она день за днем жила, не имея никакой перспективы, пока не встретила Нагваля. Она не имела ни надежд, ни мечтаний, ни желания чего-либо. Только возможность поесть была всегда доступна ей по какой-то причине, которую она не могла постичь. Каждый день у нее было обилие еды. Так много еды, что одно время она весила двести тридцать шесть фунтов.
– Еда была единственной вещью в жизни, которой я наслаждалась, – сказала Ла Горда. – Кроме того, я никогда не считала себя жирной. Я думала, что довольно привлекательна и люди любят меня именно такой, какая я есть. Все говорили, что я выгляжу цветущей.
Нагваль сказал мне нечто очень странное. Он сказал, что у меня было огромное количество личной силы и благодаря этому мне всегда удавалось получить еду от друзей, тогда как мои домашние оставались голодными. Каждый имеет достаточно личной силы для чего-то. В моем случае фокус состоял в том, чтобы отвернуть свою личную силу от еды и направить ее к цели воина.
– Что это за цель, Ла Горда? – спросил я полушутя.
– Войти в другой мир, – сказала она, улыбаясь, и сделала вид, что собирается ударить меня костяшками пальцев по макушке – любимый прием дона Хуана для прекращения моего индульгирования.
Стало слишком темно, чтобы писать. Я попросил ее принести лампу, но она объяснила, что очень устала и должна немного поспать перед приходом сестричек. Мы пошли в переднюю комнату. Она дала мне одеяло, сама закуталась в другое и мгновенно заснула. Я сел спиной к стене. Кирпичное ложе было жестким, хотя на нем были постелены четыре соломенные циновки. Удобнее было лежать. Как только я сделал это, я тотчас уснул.