Второе кольцо силы

Я нашла в своих снах гальку, которая была приложена к моему пупку, и Нагваль заставил меня искать ее в водяных дырах и каньонах, пока я не нашла ее. Я сделала для нее пояс, и с тех пор днем и ночью ношу его. Это помогает мне удерживать образы в своих снах. Затем Нагваль дал мне задание отправляться в сновидении в определенные места. Я действительно хорошо выполнила эти задания, но в то время я как раз теряла форму и начала видеть перед собой глаз. Нагваль сказал, что это все изменило, и приказал использовать глаз, чтобы тянуть себя. Он сказал, что у меня нет времени для получения дубля в сновидении и что глаз – это даже лучше. Я почувствовала обман.

Теперь мне все равно. Я использовала глаз, как только могла. Я позволяла ему тянуть меня в сновидение. Я закрывала глаза и засыпала с легкостью даже днем и в любом месте. Глаз тянет меня, и я вхожу в другой мир. Большую часть времени я просто брожу там.

Нагваль сообщил мне и сестричкам, что во время наших менструальных периодов сновидение становится силой. Для начала я стала слегка сумасшедшей и более отважной. И Нагваль был прав – в эти дни перед нами открывается трещина. Ты не женщина, поэтому для тебя это не имеет никакого смысла, но знай: за два дня до своего периода женщина может открыть для себя эту трещину и вступить в другой мир. – Левой рукой она обвела контуры какой-то невидимой линии, которая, казалось, пролегала вертикально перед ней, на расстоянии вытянутой руки.

– В этот период женщина может, если захочет, позволять проходить через себя образам мира, – продолжала Ла Горда. – Это трещина между мирами, и, по словам Нагваля, она находится прямо перед нами, женщинами.

Причина, по которой Нагваль считал, что женщины – лучшие маги, чем мужчины, заключается в том, что перед нами всегда есть трещина, тогда как мужчина должен сделать ее.

Именно во время своих периодов я научилась летать в сновидении с помощью линий мира. Я научилась делать искры с помощью своего тела, а потом научилась хватать их. И это пока все, чему я научилась в сновидении.

Я засмеялся и сказал, что мне после нескольких лет практики «сновидения» вообще нечем похвастаться…

– Ты научился вызывать союзников в сновидении, – уверенно сказала она.

Я ответил, что эти звуки научил меня издавать дон Хуан. Было похоже, что она мне поверила.

– Его союзники должны приходить к тебе, потому что они видят его светимость, – сказала она. – Светимость он оставил с тобой. Он говорил мне, что каждый маг имеет так много светимости только для того, чтобы отдавать ее. Поэтому он выделил ее всем своим детям в соответствии с повелением, которое приходило к нему откуда-то из этой безбрежности. Тебе он оставил свой собственный зов.

Она щелкнула языком и подмигнула мне.

– Если ты не веришь мне, – продолжала она, – то почему бы тебе не произвести тот звук, которому научил тебя Нагваль, и не посмотреть, придут ли к тебе союзники?

Мне не хотелось делать этого. Не потому, что я не верил ей, просто не хотелось идти у нее на поводу.

С минуту она ждала, но, убедившись, что я не собираюсь пробовать, приложила ладонь ко рту и в совершенстве сымитировала мой «зов бабочки». Она издавала его в течение пяти-шести минут, останавливаясь только для того, чтобы перевести дыхание.

– Видишь, что я имею в виду? – спросила она, улыбаясь. – Союзникам наплевать на мой призыв, несмотря на то что он очень похож на твой. Теперь попробуй сам.

Я попробовал. Через несколько секунд я услышал ответный зов. Ла Горда вскочила. Мне показалось, что она удивлена даже больше меня. Она поспешно остановила меня, погасила лампу и собрала мои заметки.

Вначале она собиралась открыть дверь, но тут же остановилась. Прямо из-за двери донесся пугающий звук. Мне показалось, что это рычание. Звук был таким ужасающим, что заставил нас отскочить от двери. Моя физическая тревога была столь интенсивной, что, если бы было куда бежать, я сбежал бы.

На дверь напирало что-то тяжелое; оно заставляло дверь трещать. Я посмотрел на Ла Горду. Казалось, она была встревожена еще больше. Она все еще стояла с вытянутой рукой, словно собираясь открыть дверь. Ее рот был открыт. Похоже, она застыла в нерешительности. Дверь могла распахнуться в любой момент. Это были не удары, но именно ужасное давление, и не только на дверь, но и со всех сторон дома.