Второе дело Карозиных

– Да, да… – пробормотала Варенька. – Я не могу! – наконец проговорилась она. – Я связана обещанием…

– Вы помолвлены? – ахнул Антон Гаврилович и выпустил ее руку.

– Нет. Да. Нет, не то чтобы… – потерялась Варенька, но глядя на этого человека, такого бледного, такого огорченного и такого ей милого, она не смогла ему солгать и рассказала все так, как обстояло на самом деле.

Некоторое время он молчал, совершенно потрясенный услышанным.

– Да, – вздохнул он после долгой паузы. – Но похоже на то, что Зинаида Павловна против вашего… э-э-э?..

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Варенька посмотрела на Антона Гавриловича в полном отчаянии – он проговорил то, что ее саму тревожило:

– Моя маменька… – тяжело вздохнула она. – Антон Гаврилович, что же мне делать?

Солдашников снова замолчал, сдвинув брови к переносице.

– Варвара Андреевна, полагаю, нужно время… Возможно, Зинаида Павловна смягчится. Однако, – поспешил добавить он, – помните, что мое предложение остается в силе. – Варенька глянула на него испуганно. – Я говорю это затем, чтобы вы знали: мое доброе к вам отношение не изменилось. Если вам понадобится моя помощь, вы всегда можете рассчитывать на меня. И потом, Варвара Андреевна, душечка, – произнес он доверительно и снова взял Вареньку за руку, – я многое повидал на своем веку. Иногда случается так… – но тут Антон Гаврилович не договорил и продолжил уже другим, будничным тоном: – Словом, если вы передумаете насчет моего предложения, я в полном вашем распоряжении, Варвара Андреевна. – Солдашников церемонно поцеловал ей руку и закончил: – А теперь я принужден уехать. Я оставлю вам свой московский адрес, если вы захотите мне писать.

– Конечно, – улыбнулась растроганная его поведением Варенька. – И вы пишите мне, Антон Гаврилович.

– С превеликим удовольствием, – заверил ее Солдашников и повел под руку к дому, добавив: – Не думаю, что Зинаиде Павловне следует рассказывать о нашем маленьком секрете.

Варенька заглянула в его глаза, горящие лукавым огоньком, и кивнула. Она вполне оценила его жест и преисполнилась к Антону Гавриловичу чувством неподдельного восхищения и благодарности.

– Значит, вас не унижает роль конфидента? – все же уточнила она.

– Быть вашим доверенным лицом для меня большая честь, – мягко улыбнулся Антон Гаврилович и на этом разговор был окончен.

На следующий день Солдашников уехал в Москву, сказав на прощание Зинаиде Павловне, что совершенно очарован Варварой Андреевной и надеется, что знакомство продолжится. Ссылаясь на свою теперешнюю занятость в делах, он обещал навестить Черниговых месяца через два. Обо всем этом Варенька узнала от самого Солдашникова. Зинаида Павловна было встревожилась, что дочь отказала такому жениху, но тут и сама Варенька ее успокоила, заверив в самых восторженных словах, что Антон Гаврилович самый лучший, самый благородный человек, перед которым она буквально благоговеет. Чернигова, скрепя сердце, решила подождать – Антон Гаврилович не походил на мужчин, на которых можно было бы надавить.

Потом был бал у Свешниковых. Варенька ожидала его с большим нетерпением, надеясь встретить там Николая Константиновича. Однако Ольшанского на балу не было, а через два дня вдруг выяснилось, что в тот вечер он был арестован за изготовление прокламаций, коими была буквально наводнена вся губерния, не то что N-ский уезд. Поговаривали, что Ольшанский будто бы стоял во главе какой-то группы нигилистов, что призывали они народ к бунту против царя, против государства и даже против Бога.

Сведения были разные – кто говорил, что в группе пять человек, кто – дюжина, а были даже такие, что утверждали, будто счет заговорщиков идет на сотни. Так вот теперь всем им грозит каторга. И правда, всю следующую неделю город будоражили слухи о массовых арестах, производящихся по всей губернии.

Варенька этими известиями была буквально убита. Она заболела, слегла с ужасным жаром, а в бреду повторяла только: «Говорят, что безумие – зло… Говорят, что безумие – зло… Говорят, что безумие – зло…»

В горячке Варенька пролежала неделю и Василий Карлович Бром, уездный врач, очень сомневался, что она поправится, даже велел звать священника. Однако то ли после ли причастия, то ли по той причине, что организм у Вареньки был молод и крепок, но она оправилась – постепенно стала выходить из дома, потом гулять по саду, но исхудала после болезни страшно и заметно подурнела на лицо.

Зинаида Павловна места себе найти не могла от беспокойства за дочь, а больше, между нами будь сказано, за то, кто же ее теперь такую замуж-то возьмет? Вон ведь и Лиговский приезжал, а как увидел Вареньку нынешнюю, так и в лице переменился. Одна надежда была на красоту, а теперь без нее как удастся дочь удачно пристроить?