Второе дело Карозиных

"Милая, милая, несказанно дорогая Варвара Андреевна! Говорят, что безумие есть зло; ошибаются – оно благо… Не помню, кто это сказал, но как же верно замечено! Верно, если безумие – любовь… Я безумен, я люблю! Люблю и не могу молчать! Боже, как трудно сдерживать себя! Простите, простите меня, милая Варвара Андреевна, я приступил к письму вовсе не с мыслью о признании – Вы и так знаете, что я Вас люблю. Но я хотел написать вот что.

Мне нужно уехать, это ненадолго. Может быть, несколько дней, может быть, даже неделя. Это дела, которые не терпят отлагательств, увы! Тем не менее, я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вернуться как можно скорее, о чем постараюсь Вас каким-нибудь образом известить.

Вечно Ваш Н."

Вот такая была записка. Из нее Варенька заключила, что второе свидание не состоится, по крайней мере, будет перенесено. Она погрустила положенное время – несколько часов, но на следующий день уже была куда оживленнее и веселее. А на дне рождения у Poline от ее меланхолии и вовсе не осталось следа. Таковы, впрочем, все молоденькие девушки. Варенька с удовольствием танцевала и с Лиговским, и с Корнеевым, чем успокоила Зинаиду Павловну, а под самый конец праздника кое-что произошло.

Полина Евгеньевна Ненашева приходилась Ольшанскому дальней родственницей и, естественно, он не мог не прийти на ее день рождения, тем более что знал наверняка о том, что там будет и Варенька. Итак, Николай Константинович, можно сказать, попал прямо с корабля на бал, так как появился у Ненашевых, едва только заехав к себе, чтобы переодеться.

Только он вошел в большую залу, где танцы были в самом разгаре, все взгляды присутствующих обратились на него. Он вежливо раскланялся с хозяйкой, вручил Poline небольшую коробочку и занял место в углу, не присоединяясь ни к одной компании. Это вызвало недовольство в обществе, так как многие усмотрели в этом вызов, а некоторые даже намерение оскорбить, что, конечно же, вовсе не соответствовало истине, так как уже через некоторое время, отыскав среди танцующих Вареньку, Ольшанский изменил своей манере держаться особняком и каким-то фантастическим образом уговорил Наталью Сергеевну Ненашеву представить его Зинаиде Павловне и еще нескольким матронам. А потом случилось и вовсе невиданное – Ольшанский пригласил на вальс Ольгу Петровну Загорскую, слывшую, можно сказать, идеалом добродетели. И что же? Эта благовоспитанная и всеми уважаемая дама пошла с ним танцевать, и все в обществе решили, что Ольшанский вполне раскаялся и отрекся от прежних своих убеждений, и что теперь его уже следует принять, как родного, и простить ему его заблуждения, происходящие, конечно, только по молодости лет. К тому же, он прекрасно танцевал.

После мазурки с Poline, Ольшанский, наконец, осмелился пригласить и Вареньку, для чего церемонно испросил позволения у Зинаиды Павловны. Та нехотя, но согласилась. Несмотря на то, что мнение общества так заметно изменилось к молодому человеку всего за какой-то час, Зинаиде Павловне он продолжал не нравится. Все, что она о нем слышала, настораживало ее, все, что о нем говорили, ее пугало. Для себя она решила давно уже, что к этому непонятному человеку надобно относиться с опаской, и ничто не могло ее переубедить. Поэтому она сейчас с таким неудовольствием наблюдала за тем, как он вальсирует с ее Варенькой и жалела, что не отказала ему сразу.

Что же до Вареньки, то она кружилась под звуки музыки едва живая. Ее так сильно смущало близкое соседство Ольшанского, что она только ощущала его горячую ладонь на своей спине и двигалась, будто в каком-то полусне, не смея и взглянуть на него.

– Что с вами? – нежно спросил ее Николай Константинович. – Неужели вам так неприятно мое присутствие?

– Нет, нет, конечно, – опомнилась Варенька и бросила на него быстрый взгляд. – Но… Зачем вы это?

– Затем, чтобы иметь повод к вам приехать, – ответил он.

– Но…

– Варвара Андреевна, – Ольшанский окинул взглядом залу, – наши встречи в саду…

– Умоляю, говорите тише, – пробормотала Варенька.

– Хорошо. Так вот, это все слишком похоже на романы, в которых герои всегда этакие красивые… мерзавцы. Извините великодушно, но это самое подходящее словечко. Так вот, Варвара Андреевна, я, быть может, тоже не идеален, но не хочу на них походить. Это низко, в конце концов. Вы не находите?