Вторая жизнь Уве

— У нас свободная страна, — бормочет он, открывая дверь и выпуская кошака.

Мирсад, очевидно, трактует эти слова как «милости прошу!» и, живо натянув пуховик и ботинки, выскакивает следом. Но Уве жестоко ошибался, если понадеялся, что в их компанию не затешется еще один незваный гость.

— Здорово, пацаны! — кричит им Йимми, стоило им выйти на дорожку между домами.

Тяжело пыхтя, нагоняет компанию — на нем ядовито-зеленое трико, облегающее тушу так плотно, что Уве поначалу решил, что сосед выкрасил свои телеса в зеленый цвет.

— Здорово! — застенчиво отзывается Мирсад.

— Йимми! — представляется запыхавшийся Йимми и протягивает пятерню.

Тем временем кошак от избытка нежности все норовит потереться о его ноги, но, припомнив, как в прошлый раз Йимми схлопотал по его милости аллергию и угодил в больницу, решает выразить чувства иным способом — валится в сугроб и ужом вертится в снегу. Йимми весело подмигивает Уве:

— Я вижу, ты всегда в этот час выходишь, чувак, — ну, дай, думаю, прибьюсь к вашей тусовке? К тому же мне свои мяса́ бы подраструсить.

И довольно кивает, отчего жирный подбородок его мотается, точно парус на штормовом ветру. Лицо Уве выражает крайнее сомнение.

— А ты что ж, встаешь в это время?

Йимми ржет во всю глотку:

— Блин, чувак! Я просто еще не ложился!

Вот так в то утро и идут на обход всей гурьбой: кошак, толстый аллергик, голубой и Уве. Уве смотрит, как они шеренгой шествуют в сторону гаражей, и думает, что из всех народных дружин, какие только были в истории человечества, ему досталась, пожалуй, самая завалящая.

— А ты как тут оказался? — интересуется Йимми, игриво стукая Мирсада в плечо. Они как раз подходят к гаражам.

Мирсад, не вдаваясь в подробности, отвечает, что поссорился с отцом и покамест живет у Уве.

— А чего с фазером-то поцапались? — спрашивает Йимми.

— А это не твоего ума дело, — вовремя вступается за Мирсада Уве.

Йимми на секунду замирает, но, пожав плечами, в тот же миг забывает вопрос и как ни в чем не бывало топает дальше. Мирсад смотрит на Уве с благодарностью. Уве пинает носком знак.

— Не, по чесноку, чувак. Ты реально ходишь к гаражам КАЖДОЕ утро? — с воодушевлением допытывается Йимми.

— Хожу, — с чуть меньшим воодушевлением отвечает Уве.

— А смысл?

— Проверяю: а вдруг взломали.

— Чё, правда? И чё, были взломы?

— Нет.

Йимми, похоже, пытается осмыслить ответ. Уве трижды дергает за ручку ворота своего гаража.

— Не было — не значит, что не будет, — бурчит Уве и идет на гостевую автостоянку.

Кошак косится на Йимми, судя по виду, весьма разочарованный его умственными способностями. Йимми, поиграв губами, щупает пузо. Точно решил проверить, много ли жира растряс в результате спонтанного моциона.

— Слыхал про Руне? — кричит он вдогонку Уве, припуская за ним мелкой рысью.

Уве не отвечает.

— Из социалки приходили, хотят забрать его, прикинь, — поясняет Йимми, догнав его.

Уве достает блокнот, переписывает номера машин. Йимми явно воспринимает его молчание как знак того, что Уве — весь внимание, и давай рассказывать дальше:

— Прикинь, засада, Анита ведь сама просила, чтоб отрядили сиделку, ты прикинь. Руне, мол, ваще никакой, ну а ей типа невмоготу. А социалка комиссию назначила, всю ботву, а потом гоблин из социалки ей звонит какой-то и говорит, мы типа подумали: чего вам корячиться. И решили упечь Руне — в приют не в приют, короче, в богадельню. Ну а Анита им: тогда типа пошли на хрен, забудьте, не надо мне ни сиделок, ничего ваще. А гоблин тот, короче, напрягся не по-детски и давай на нее наезжать. Постановление комиссии, говорит, не отменить, поздняк метаться, сама же, говорит, просила помочь. А сейчас комиссия дело свое сделала и ничего типа не попишешь, прикинь. Теперь, что бы она ни говорила, им без разницы — знай гнут свою линию. Врубаешься?

Йимми замолкает и кивает на Мирсада в надежде, что тот поддакнет.

— Жесть… — неуверенно констатирует Мирсад.

— Да ПИПЕЦ какая жесть! — кивает Йимми, сотрясаясь всей верхней частью своего студенистого тела.

Уве, засунув ручку с блокнотом во внутренний карман, отправляется в сторону мусорки.

— Да ну, они там еще сто лет провозятся с этими постановлениями. Сказали, что заберут на неделе, значит, еще год или два не почешутся, — хмыкает он.

Уве ли не знать, как работают эти чертовы бюрократы.

— Так они ж… Уже постановление приняли, чувак, — говорит Йимми и чешет голову.

— Ну и что, апелляцию подать, да и леший с ними! Еще на несколько лет! — не сдается Уве, проходя мимо него.

Йимми озадаченно смотрит вслед, словно размышляет, идти за ним или нет — стоит ли оно таких усилий:

— Дак она подавала уже! Два года письма им писала и все такое!

Услыхав это, Уве не останавливается. Однако замедляет ход. И слышит, как Йимми топает по снегу следом.

— Два года? — спрашивает Уве, не оборачиваясь.

— С гаком, — подтверждает Йимми.

Уве словно подсчитывает в уме, сколько это будет в месяцах.

— Вранье. Соня бы знала, — решительно возражает он.

— Да не мог я сказать — ни тебе, ни Соне. Анита не велела. Сам знаешь…

Йимми замолкает. Опускает глаза. Уве оборачивается. Вскидывает брови:

— Чего «сам знаю»?