Вторая жизнь Уве

Парване многозначительно пихает увальня в бок. Тот косится на нее, словно собираясь с духом. Наконец смотрит на Уве — затравленно, словно весь мир собрался расстрелять его из рогатки.

— Мы вообще-то пришли попросить у вас парочку вещей…

— Каких еще вещей?

— Лестницу. И еще шестилапик?

— В смысле, шестигранник?

Парване кивает.

Увалень озадачен:

— А не шестилапик, нет?

— Шестигранник, — в один голос восклицают Уве с Парване.

Парване победно вскидывает голову, кивает на Уве:

— А! Что я тебе говорила?!

Увалень мямлит что-то чуть слышно.

— А ты мне: «Да ТЫ ЧЁ! Это шестилапик!» — передразнивает его Парване.

Увалень обижается:

— Я не таким тоном говорил.

— Таким, таким!

— Не таким!

— Нет, ТАКИМ!

— Нет, НЕ таким!

Уве только глазами водит с одной на другого, как здоровенный пес на двух мышат, не дающих ему вздремнуть.

— А я говорю — таким, — пищит один мышонок.

— Это ты его так называешь, — отвечает другой.

— Не я, а все!

— А все — что, не могут ошибаться?

— А если погуглим?

— А чё, и погуглим. Зайди в «Википедию».

— Давай мобильник.

— У тебя свой мобильник есть.

— Где? Я не взяла.

— Вот блин!

Уве смотрит на него. Потом на нее. Ссора закипела — не унять. Прямо два чайника на плите — кто кого пересвистит.

— Господи! — бормочет Уве.

Парване пытается пальцами изобразить что-то шестилапое, вроде жука. Жужжит, подначивая увальня. Подначка действует. И на увальня, и на Уве. Уве ретируется.

Он идет в прихожую, кладет дрель, снимает пиджак, надевает шлепанцы на деревянной подошве и направляется мимо соседей в сарай. Те едва ли заметили, как он прошел между ними. Он уж вынес лестницу, а они все лаются.

— Да помоги же ему, Патрик! — командует Парване, вдруг заметив Уве.

Увалень неловко принимает лестницу. Уве глядит на него так, точно увидал слепого водителя за рулем рейсового автобуса. И только тогда замечает: в его отсутствие к дому подтянулась еще одна личность.

Рядом с Парване стоит Анита, жена Руне, из крайнего дома. И благонравно наблюдает за всем этим цирком. Единственный разумный выход: внушить себе, будто она ничего не видела. Хотя, может, это только раззадорит ее. Уве протягивает увальню коробку цилиндрической формы — в ней с любовью расставлены шестигранники всех сортов.

— Ой, сколько их! — Увалень чешет в затылке.

— Тебе какого размера? — интересуется Уве.

— Ну, какого… обычного размера, — отвечает увалень, обнаруживая свою принадлежность к породе людей, говорящих прежде, чем успеют подумать.

Уве долго, долго, очень долго смотрит на него.

— И для какой же надобности он тебе, мил человек? — спрашивает он наконец.

— Да мы, когда переезжали, комод из «Икеи» раскрутили. А этот, шестилапик-то, я и не взял, — без тени смущения отвечает увалень.

Уве смотрит на лестницу. Потом на увальня.

— А комод, стало быть, на крышу снес?

Увалень усмехается, мотает головой.

— Скажете тоже, ха! Не-е. Просто на втором этаже раму заклинило. Окошко, в смысле, не открывается. — Последнюю фразу увалень произносит так, словно пытается донести до Уве смысл слова «заклинило».

— И ты хочешь попробовать открыть его снаружи? — недоумевает Уве.

Увалень кивает. Уве собирается что-то сказать, но передумывает. Поворачивается к Парване:

— Ну а ты чего с ним пришла?

— Поддержать его морально, — стрекочет она.

Уве смотрит на нее с некоторым недоверием. И увалень как будто тоже.

Взгляд Уве невольно перемещается на жену Руне. Та все не уходит. Да, много лет минуло с тех пор, как он видел ее в последний раз. Вернее, когда в последний раз толком смотрел на нее. Сдала, постарела. Да и все вроде сдали, постарели.

— Чего тебе? — спрашивает Уве.

Анита мягко улыбается, складывает руки на животе.

— Прости, не хотела тебя тревожить, Уве, но у нас с батареями беда. Не греют совсем, — вкрадчиво объясняет она, улыбаясь по очереди каждому — Уве, увальню, Парване.

Парване с увальнем улыбаются в ответ. Уве смотрит на циферблат пузатых часов. Удивляется:

— Так день на дворе — у нас тут что, вообще никто не работает?

— Я на пенсии, — с виноватым видом отвечает Анита.

— А я в декрете, — беспечно шлепает себя по пузу Парване.

— А я айтишник, — говорит Патрик.

Уве с Парване снова синхронно качают головами.

Жена Руне не сдается:

— Все-таки, мне кажется, это что-то в самих батареях.

— Ты их продувала? — спрашивает Уве.

Она удивленно мотает головой:

— Ты думаешь, проблема в этом?

Уве закатывает глаза.

— Уве! — строго, как школьная училка, одергивает его Парване.

Уве округляет глаза. Парване отвечает ему тем же.

— Кончай вредничать, — требует она.

— Блин, да кто вредничает?!

Она не сводит с него глаз. Уве ворчит, хочет вернуться в дом, становится в дверях. Все, довольно, сыт по горло. Хотел всего лишь тихо-мирно повеситься. Неужто эти олухи не могут проявить элементарного уважения?

Парване ободряюще обнимает Аниту за плечи.

— Уве вам обязательно поможет с батареей.

— Ох, Уве, ты бы меня так выручил! — просияв, отвечает жена Руне.

Уве, руки в карманах, ковыряет мыском шлепанца отошедший край пленки.

— А мужик-то твой сам этого не может, что ли? В своем собственном доме?

Анита печально покачивает головой: