"Пусть меня отправят самолетом на родину. Лучше там умереть. Может быть, я успею повидать отца и мать, проститься с ними. Меня похоронят на родной земле. Все-таки легче старикам. Да, хочу умереть на родине... Надо бы сказать отцу, пусть не морочит людям головы крепостью своих антиатомных убежищ и дополнительными фильтрами; хватит наживать на обмане деньги. Пусть на склоне лет своих живет честно. А сколько осталось жить им? Война перекинется и на родину. Да, да, война, о которой говорил Фромм. О войне сказал профессор. Могут ли быть счастливы мои родные, Юв, ее мать и отец, если начнется война?"
Мысль эта отстранила все другие мысли. Он предчувствовал назревающую катастрофу. Война может возникнуть в любую минуту. Может быть, сейчас уже по приказу Фромма подвешиваются атомные бомбы к самолетам. Их сбросят, а в ответ сразу же полетят ракеты еще большей разрушительной силы. Что стоит одна человеческая жизнь, когда весь земной шар...
"Вы должны совершить подвиг", - вспомнил он слова профессора. Взглянул на записку Юв: "Верь профессору".
У Брауна возникла непривычная мысль о необычном подвиге каждый военный мечтает о подвиге, но не о таком...
Как совершить этот подвиг?
Он может говорить, и его речь можно записать на пленку. Но голос его ослаб и стал, вероятно, неузнаваемым. Нет, магнитофонная лента, как и патефонная пластинка, в таком серьезном деле не годится.
Выступление на митинге, на каком-нибудь многолюдном собрании? Никогда в жизни он не произносил речей, да и не было сейчас сил для этого.
В палату вошел низенький курчавый человек, вероятно, помощник профессора. В руках он держал шприц. Это он сделал укол, и Браун скоро почувствовал себя значительно лучше. И сейчас рад был его приходу.
Сделав укол, человек сказал:
- А сейчас придет ваша невеста.
Юв! Она была удивительно красива в широком белом халате, накинутом на плечи.
Она села на край кровати. Вдруг он приподнялся с постели, схватил ее за руки.
- Юв, нельзя терять ни минуты. Дайте мне скорее одеться...
Она положила ему на лоб руку.
- Реми, тебе надо лежать. Меня впустили с условием, что ты будешь вести себя спокойно.
- Нет, нет, - протестовал он. - Время, время, уходит! Дайте мне костюм. Мы едем сейчас же...
- Куда?
- Ты повезешь меня в студию. Да-да, я хочу выступить. Чтоб все видели и слышали...
Он говорил горячо, громко. Вошел Галактионов. Шельба сказал:
- Он придумал очень хорошую штуку - выступить по телевидению. Это было бы здорово!
- И вы полагаете, что это разрешат? - усомнился Галактионов. - С этим и на порог не пустят.
Браун слушал их, сжимая руку Юв. Слова профессора повергли его в уныние. Он понимал, что не простое дело говорить перед всеми телезрителями Атлансдама.
- Юв, - тихо спросил он, - ты не можешь помочь?
Она отрицательно покачала головой.
- Предоставьте это мне, - стал горячо убеждать Галактионова Шельба. - Я когда-то умел улаживать дела. Не улыбайтесь скептически, коллега. Жильмаро - не Доминак. Директора телецентра и его компанию я немного знаю.
- Если бы это удалось, лучшего и не придумать, - сказал Галактионов. - Желаю вам успеха. Мне, конечно, ехать йельзя - мое появление может испортить все дело. Кроме того, я дал подписку - находиться только на квартире и в институте. Я сяду к телевизору, буду обдумывать свою речь на суде и ждать вашего выступления, капитан Браун.
- Господин профессор, - воскликнул оживившийся Браун, только бы мне удалось сказать свое слово, клянусь, вам не придется идти в суд, никто волоса на голове вашей не тронет.
Брауну принесли его одежду - военный костюм. Голова его была забинтована, фуражку удалось одеть с трудом. Он хотел быть в парадном костюме, в котором ехал на встречу с невестой. И когда он встал рядом с Юв, лицо которой было и печальное и торжественное, вспомнились недавние мечты о венчании в церкви. И он почувствовал, что именно сейчас прочнее брачных уз, освященных церковью, соединились их судьбы и пути в жизни, как бы ни была для него жизнь коротка, прекрасна, тяжела - все равно навсегда,
МАШИНЫ ИДУТ ВВЕРХ КОЛЕСАМИ
Шельба сидел рядом с Максом. Браун нолулежал на заднем сиденье, рядом была Юв. Обернувшись, Шельба сказал:
- Вы слишком много говорили и волновались. Сейчас, пока едем, постарайтесь ни о чем не думать.
Телецентр находился за городом. Чтобы проехать туда на машине, требуется минут двадцать. Но кончился рабочий день, улицы были запружены автомашинами, они задерживались перед светофорами, и на вынужденные остановки уходило много времени.
Браун отдыхал, откинувшись на сиденье. Все решено, и все, кажется, продумано. Только бы хватило сил!.. Он видел себя в зеркале, укрепленном впереди машины. Тот же Браун в отлично сшитой форме с погонами капитана, то же лицо, только без здорового румянца, - все, знающие его, непременно убедятся, что это именно он.
Беспокойство доставляла фуражка, никак не желавшая держаться на забинтованной голове, - она то и дело сползала. Браун не чувствовал ее на голове и часто брался рукой за козырек.