Вторая жизнь

- Чем хороша жизнь младенца? Тем, что он не знает ни забот, ни тревог, ни житейских невзгод. Под крылом матери младенец просто ангел. Это святой период жизни. Эх, все такими были!.. - Шельба прищурил глаза, сладостно вздохнул. - Детство! Но в детстве, знаете ли, коллега, мне солоно приходилось... Нет, я конечно, из порядочной семьи, но подзатыльников получал немало и от отца и от старших братьев. А все-таки сколько приятного можно вспомнить! Игры, шалости... Потом - школа. Мир раздвигается, он увлекателен. Идут школьные годы, растут познания. Первые столкновения добра со злом - вырабатывается характер, да-а... Появляются друзья, одни остаются на всю жизнь, об иных не хочется теперь и вспоминать.

На минуту Шельба умолк, опустив пышную голову, потом встрепенулся, взмахнул руками.

- В детстве вот что хорошо - природа! Она становится второй матерью. Я, знаете ли, вырос в деревне. Речка, лесок, вечером заря в полнеба, утром белый туман - хорошо, незабываемо. Слезы на глазах, - он достал платок, дотронулся до глаз, снова заулыбался. - Но пора юности разве хуже? Чувствуешь, как крепнут мускулы, как наливается силой молодое тело, и не знаешь ни одышки, ни сердцебиения. Сердцебиения, виноват, бывают. Это порывы первой любви. Какая счастливая nopa! Я, знаете ли, был очень влюбчив.

А дальше что у человека? Дальше женитьба - бывает удачная, бывает неудачная. Но все равно. Человек становится семейным, сознает ответственность, больше думает о будущем... Появляются дети. У вас ведь есть дети, коллега? - Поскольку Доминак молчал, стал нервничать и проявлять нетерпение, Шельба быстро сообщил:

- У меня двое от первой жены, один от второй и еще двое так... Гм. Но я всех их одинаково люблю и отношусь к ним, как истинный христианин.

- Что же дальше? Пора возмужания, пора накопления глубоких знаний, жизненного опыта, деловых навыков, расцвета таланта - это у человека средних лет. Иной становится знаменитым, иной хорошим дельцом, иной просто отличным семьянином. Счастье его в том, что он видит, как его дети растут, выходят в люди, он им поддержка, оплачиваемая сторицей. В эти годы он получает все за то, что сделал в предыдущие годы,- и почет, и уважение, и славу, и деньги. Он сколачивает, если удается, состояние и уже не страшится надвигающейся старости и смерти.

- Да, старость! - Шельба изобразил на своем лице грусть, но только на одну секунду. - Но ведь и в ней есть прелесть. Правда, станет меньше желаний, но зато человек в эту пору мудр. Он многое повидал и пережил, а это много значит. Он снисходительно смотрит вокруг, но замечает все. В этот период он должен больше прощать и меньше осуждать. Как вам кажется? - Шельба посмотрел на Доминака - тот был стар, но на большом, полном и гладко выбритом лице было очень мало морщин; правда, они врезались глубоко, и это придавало его облику мужественность и суровость, - кажется, Доминак был не согласен с тем, что надо больше прощать.

Такой длинный подход к главной теме разговора не дал положительного результата: Доминак смотрел угрюмо. "Не хвалить же мне его опять за возню с выжившими из ума старцами. Пусть это ему нравится, но - хватит", - подумал Шельба и пошел напрямик. Он сказал, что ученые не могут становиться в позу партийных лидеров - те ведут себя в борьбе как мальчишки-забияки. Ученый выше всего этого.

- Вы к чему затеяли этот разговор? - в упор спросил Доминак.

Шельба вскочил со стула и, прижав руки к груди, подошел ближе.

- Дорогой коллега! Во имя славных дел нашего института...

- К делу, профессор.

- Я тоже не люблю профессора Галактионова, потому что он не принадлежит к цивилизованному миру. И все же нельзя допустить раздора...

- У вас, я знаю, нет веры, нет никаких убеждений, - сказал Доминак и отвернулся. - А у меня есть.

Шельба, обойдя вокруг Доминака, подошел с другой стороны и ударил себя кулаками в грудь.

- Есть, есть. Я люблю жизнь и не люблю ссор. Мне хотелось бы мира. Прошу вас - и эта просьба не только моя - учесть все, взвесить, прежде чем сделать практический шаг. То, что сказано было в стенах института, останется между нами. Но если попадет в газеты...

Доминак задумался. Отвечая, он тщательно подбирал слова:

- Я не могу принимать даже косвенного участия в деле, которое противно моим христианским взглядам. Мне неизвестно, что теперь думает профессор Галактионов. Может быть, после вчерашнего серьезного разговора он изменит свое отношение к делу, которое нам поручено, и... ко мне, конечно. Хорошо, что газеты прекратили этот шум.

- Я поговорю с Галактионовым, - обрадовался Шельба. - Выясню. - И, раскланявшись, шаром выкатился из кабинета.

Он пошел в лабораторию Галактионова и застал его там склонившимся над столом. Галактионов выглядел сегодня не столь утомленным,

- Сальве*, коллега! - протянул руку Шельба. - Вы, видимо, вчера хорошо отдохнули?

- Спал хорошо, - ответил Галактионов, опять склоняясь над чертежом.

- Что это такое? - Шельба стал рассматривать чертеж. Ничего не пойму. Похоже на футляр к фотоаппарату фирмы "Соллюкс". Не думаете ли вы заняться фотографией?