— Скажешь профессору Галактионову, что он поступит в высшей степени неблагоразумно, если не примет моего предложения. Внуши, что он получит не только огромные деньги, — я гарантирую его безопасность и полную свободу. Нибиш защитит надежнее, чем закон. Не забудь напомнить, что ему нет смысла и расчета возвращаться на родину: там ему будет уготована ссылка в Сибирь, если не хуже, — это ты отлично понимаешь сам. Иди и не появляйся мне на глаза, пока не сломишь упорства Галактионова.
И человек, получивший задание с такими наставлениями, отправился к русскому профессору. Ему было лет пятьдесят. Лицо его сплошь покрывали веснушки, издали они молодили, придавали здоровый, цветущий вид, а вблизи отчетливо выступали косые морщины.
Несмотря на летнюю жару, он носил просторное светлое пальто — оно скрывало старый с протертыми рукавами костюм; на голове — серая шляпа с широкими обвисшими полями. Он шел не спеша, обдумывая, как лучше подступиться к Галактионову…
— Здравствуйте, профессор.
Перед Галактионовым стоял тот самый человек, которого он видел в памятный день на пути к цветочному магазину. Даниил Романович снова подумал, что он где-то встречал этого человека. Только было это давно, когда на его лице не было морщин и светло-рыжие брови не торчали кисточками; взгляд серых глаз был грустно задумчивым, а не нагловатым и колючим, как сейчас.
— У меня к вам серьезное дело, — сказал он на чистом русском языке, и Галактионов больше не сомневался, что гость его русский.
У Даниила Романовича в это время был Макс. Галактионов попросил его выйти в другую комнату и, не приглашая посетителя садиться, сказал:
— Слушаю вас. Но могу для этого выкроить пять минут. — Даниил Романович на ходу дожевывал бутерброд, одновременно завязывая галстук.
Посетитель, не снимая шляпы, сел в кресло, вытянул ноги, не спеша достал сигару, откусил кончик ее, сплюнул на пол, но угадал себе на пальто, закурил. Затем, поглядывая на дверь, тихим голосом изложил предложение Нибиша.
— Вы получите полмиллиона и надежную защиту от правосудия, — сказал он, помахивая сигарой и отгоняя дым.
Галактионов одернул пиджак и взял шляпу.
— Я уже слышал это предложение и послал Нибиша вместе с его шантажистом к черту.
Посетитель подобрал ноги, вскинул рыжие пучки бровей; серые с черными зрачками глаза были похожи на обшарпанные дула пистолетов.
— С того времени положение изменилось, — произнес он, не разжимая зубов. — Изменилось в худшую для вас сторону.
— Я никого не просил беспокоиться обо мне, — холодно ответил Галактионов.
— А вы читали сегодняшние газеты?
— Я теперь не читаю их.
— Зря. Вот что пишут. — Посетитель извлек из просторного кармана газету. — Не беспокойтесь, не ругают. Наоборот…
А вывод?
Это писали «Биржевые ведомости», — газета, которая до сих пор поносила Галактионова так же, как и «Новая Атлантида».
Даниил Романович понял, в чьих интересах была напечатана такая статья. Нибишу надо, чтобы Галактионова не арестовывали — во всяком случае до тех пор, пока он не приобретет «секрета воскрешения мертвецов».
— А вот что еще пишут, — гость развернул еще одну газету.
— Достаточно.
— Напрасно. Тут пишут: после того, как вы отказались от убежища в известном вам посольстве, Советское правительство расценило это как нежелание возвратиться на родину.
— Это вы не пожелали возвратиться на родину… — Даниил Романович надел шляпу. — Как ваша фамилия?
Посетитель, отвернувшись, заговорил по-атлантски:
— Я все же советовал бы вам принять предложение господина Нибиша, подумать…
— У меня нет времени разговаривать о Нибише. Но вам я могу уделить еще пару минут. Только говорите по-русски. Скажите, как ваша фамилия? Я вас когда-то встречал. Давно, вероятно. Как вы сюда попали, чем занимаетесь?
— Я свободный человек. — Посетитель снова вытянул ноги, пустил клуб дыма, изображая свою независимость и безмятежность. — Что хочу, то и делаю.
«Сейчас я спущу его с лестницы», — подумал Галактионов и кивком показал на густой дым. — Разыгрываете. Сигарам курим, водкам пьем…
— Что это такое? — нахмурился посетитель,
— Такую песенку распевал один недалекий человек, поживший, кажется, в Харбине. Тоже говорил о свободе. Выходит, вы свободный человек — сами выбрали себе предательство и шантаж?