– У меня бы так с ходу никогда бы не получилось, – призналась она.
– У мамы хотя бы есть воспоминания, в которых она была счастлива. Ей есть куда вернуться. А мне куда? Что мне вспомнить? – отмахнулась Лиза.
Она смотрела на мужа, который раньше чем она ожидала оброс пузом, потерял волосы, начал брить голову и отращивать бородку с усами, считая себя исключительно брутальным. Рома нацепил элегантные очки, имея нормальное зрение, – на оправе он не сэкономил. Лизе становилось смешно, когда она видела, как муж тщательно бреет голову и подравнивает аккуратную бородку. Она смотрела на дочь, которая, несмотря на все ее усилия, оставалась рыхлой, белесой, медлительной и тугодумной, совсем некрасивой девочкой в очках – в школе над такими обычно смеются. У Даши появились прыщи, и она закрывала лицо волосами, как занавеской. Она втискивалась в джинсы, протертые, как и у свекрови, между ногами. Сверху напяливала балахон и становилась совсем квадратной.
Лиза смотрела на себя – тонкую брюнетку, слывшую красавицей интеллектуалкой и превратившуюся в домохозяйку, которой хотелось выть на люстру и у которой не было никакого занятия. Она не понимала, как так получилось. Почему? Неужели это ее жизнь? Неужели это всё? Лиза стала ходить на йогу, чтобы хоть как-то выпростаться из апатии и сонливости. Бросала йогу и вышивала крестиком уродливых котят, которых потом без сожаления выбрасывала. Чтобы как-то заполнить пустые часы, она начала готовить – скупала все новшества: хлебопечки, мультиварки, соковыжималки, специальные ножницы для резки зелени и контейнеры для ее хранения. Смешные устройства, чтобы варить яйца, и формочки, чтобы жарить идеальную яичницу. Пренебрегая скупостью мужа, ездила за мясом к фермерам, за рыбой – в рыболовное хозяйство. Готовила дома суши и роллы. Пекла правильный хлеб из муки грубого помола. Бросив вышивку, записалась на курсы живописи. Лиза убивала собственное время и себя. Ждала, когда можно будет лечь спать. Заводила будильник, чтобы проснуться, хотя не понимала, зачем вообще просыпаться. Зачем вставать в семь тридцать утра? Что изменится, если она встанет в девять? Или в десять? Ничего. Зачем она куда-то ходит? Зачем вообще живет? Ради того, чтобы утром проводить дочь и мужа и снова лечь спать? Чтобы смотреть по телевизору соревнования поваров? Чтобы заставить себя встать, принять душ, съездить за мясом, приготовить его и сесть перед телевизором?
Однажды она не встала в семь тридцать, чтобы проводить Дашку в школу, а Рому на работу. Она не спала, но лежала в кровати и слышала все, что происходит за стеной. Они делали бутерброды и жарили яичницу. Так Лиза поняла, что не нужна ни дочери, ни мужу. Они могут сами собраться и уйти. На следующий день Лиза встала в десять – на телефоне не было ни одного пропущенного звонка, ни одной эсэмэски. Посуда была помыта, а Дашка даже застелила постель.
Лиза, чувствуя вину, напекла пирожков, торт «Наполеон» и приготовила любимый Ромой бефстроганов. Накрыла стол и села ждать. Давно нужно было устроить семейный ужин. Лиза даже пообещала себе сегодня не запрещать Дашке есть пирожки и торт. Но в шесть вечера не было ни Дашки, ни Ромы. Лиза звонила дочери несколько раз – телефон не отвечал. До Ромы тоже не дозвонилась. Наконец Даша ответила.
– Ты где? – взорвалась Лиза.
– С папой, – спокойно ответила Даша. – Мы в ресторан заехали поужинать. Решили тебя не беспокоить.
– А почему трубку не брала?
– Тут связи нет.
Лиза выбросила всю еду в мусорное ведро. Рома, скорее всего, заметил, что в мусорке – торт и пирожки. Он всегда выносил мусор по вечерам, чтобы не оставлять на ночь. Но ничего ей не сказал.
Они жили тремя параллельными прямыми – у Даши своя жизнь, у Ромы своя, только у Лизы своей жизни не было. С Ромой они стали почти соседями. Спали в одной кровати, но даже под одеялом не соприкасались – Лиза купила себе новое, отдельное, а потом и вовсе перебралась в комнату, считавшуюся подсобной, – там стояли ящики со старыми Дашкиными игрушками, которые было жалко выбросить, а отдать некому. Громоздились чемоданы. В шкафу висели вещи, которые уже не носились. В углу были сложены пустые цветочные горшки, как напоминание о Валентине Даниловне. В недрах раскладного диванчика хранились пледы, шали, запасные подушки.
Рома предпочитал спать с открытой форточкой, на двух подушках. К тому же храпел. Если он вставал ночью, Лиза тут же просыпалась и долго не могла снова уснуть. Она положила себе на диванчик плоскую подушку, толстое одеяло, поскольку все время мерзла, достала теплую старую пижаму, носки, закрыла намертво форточку и дверь. И наконец начала спать спокойно. В этой комнате оказалась отличная звукоизоляция – Лиза не слышала, как дочь с мужем уходят по утрам. В обед же она закрывала плотные шторы и снова ложилась спать на свой диванчик. Так ей посоветовал врач.
– Скажите спасибо, что вы можете спать. Спите, когда есть желание. Если начнется бессонница, тогда стоит начать волноваться. А пока сон – ваше главное лекарство.