Кочетов знал эту улицу раньше, когда она была кривой и горбатой, с деревянными дырявыми тротуарами. По обеим сторонам, врывшись в землю почти до самых окон, теснились крохотные, жалкие избушки. Над ними возвышались два кирпичных здания. В одном, построенном в 1897 году, после того как рабочие города организованно провели свою первую всеобщую забастовку, размещалась тюрьма, а в другом — «питейный дом с номерами». Всюду было так много оврагов, канав, ухабин, что целый район города, прилегавший к этой улице, получил одно общее название — Большие Ямы, а сама улица называлась Кривуша.
Сейчас всё это трудно было себе представить. Улица расширилась, выровнялась, покрылась асфальтом, выросли новые многоэтажные дома. Забылось даже старое название.
Завершая замыслы городских архитекторов, недалеко от перекрёстка в лесах из железных труб росла громадина нового здания. На его стены высокий кран легко поднимал тяжёлые контейнеры с кирпичом.
Пятнадцатым оказался этот строящийся дом. Часть его уже была закончена и, как говорят хозяйственники, введена в эксплуатацию, о чём убедительно свидетельствовали занавески и цветы на окнах.
«Опять стройка. В чём дело?» — подумал майор и не нашёл ответа.
Под широкой аркой к нему приблизился одетый в тёмно-синий шевиотовый костюм сухопарый молодой человек с смуглым лицом, тонким горбатым носом и маленькими усиками.
— Товарищ майор, лейтенант Шовгенов прибыл в ваше распоряжение, — с едва уловимым кавказским акцентом отрапортовал он.
— Хорошо. Следуйте за мной, — не задерживаясь в воротах, приказал Кочетов.
— Есть.
Офицеры направились во двор, вошли в подъезд.
Двенадцатая квартира оказалась во втором этаже.
Поднявшись по широкой лестнице, Кочетов остановился возле двери и тихо предупредил:
— Товарищи лейтенанты, оружие...
— В порядке, товарищ майор, — опуская руки в карманы, так же тихо отозвались молодые офицеры.
— Вы, товарищ Шовгенов, останетесь здесь. Товарищ Рудницкий, — со мной, — распорядился Кочетов и, скользнув взглядом по взволнованным, но торжественно строгим лицам обоих, нажал пальцем кнопку звонка.
«Знакомая фамилия, сразу бы узнать» — мелькнула мысль.
За дверью кто-то зашаркал туфлями на мягкой подошве, затем щёлкнул замок, и на пороге появился в полосатой пижаме, среднего роста, полный мужчина с бородкой клинышком и гладко выбритой головой.
— Профессор? — удивился Кочетов.
— Да, да. Пожалуйте, — гостеприимно отозвался тот и широко распахнул дверь.
Кочетов и Рудницкий вошли в переднюю.
— Проходите, пожалуйста, дальше, — запирая дверь, попросил профессор.
Кочетов помедлил.
— У меня только один вопрос, Александр Николаевич, — начал было он, но профессор прервал его:
— Простите, но я что-то... — присматриваясь к майору, он поправил на носу очки. — Да вы, товарищи, проходите сюда, здесь светлее.
— Вы не знаете меня, профессор, — входя следом за хозяином в большую, со вкусом обставленную комнату, сказал Кочетов.
— Но вы...
— Я слушал ваши лекции.
— И у вас появились недоумённые вопросы, — понимающе улыбнулся профессор. — Ну что ж, бывает. Сядем, обсудим. Выбирайте себе место поудобнее, —любезно предложил он.
— К сожалению, у меня вопрос другого порядка.
— Спрашивайте, не стесняйтесь. Хватит моих знаний — отвечу, не хватит — обратимся за помощью к тем, кто знает больше, — добродушно засмеялся профессор, усаживая Кочетова рядом с собой на диван.
— К вам вчера или сегодня не приходил блондин в сером костюме. Я... — майор, собираясь предъявить свои документы, сунул руку в карман.
— Не надо, — остановил его профессор и улыбнулся. — Я вспомнил, где вас видел. Это было на прошлой неделе во вторник. Верно?
— Так точно.
— Теперь мне всё понятно. Так вы говорите, блондин в сером костюме? Это, верно, ...профессор Иван Ильич Самойлов. Вы, простите, о нём спрашиваете?
— А кроме него, никого не было?
— Вы имеете в виду блондинов?
— Не только. В общем, не появлялся ли к вам человек, который раньше не бывал у вас?
— Ни вчера, ни сегодня здесь, кроме людей, которых я очень хорошо знаю, никого не бывало. Впрочем, спросим жену. Вчера я отлучался.
Профессор вскочил с дивана и, направляясь к двери завешенной тяжёлой бархатной шторой, крикнул неожиданно высоким тенорком:
— Аннушка! Анна Васильевна!
Штора раздвинулась, и в комнату вошла статная, очень интересная, но уже начавшая блёкнуть женщина. Заметив офицеров, она приветливо кивнула им головой.
Кочетов и Рудницкий поклонились ей.
— Товарищи интересуются, — обратился профессор к жене, — не приходил ли вчера какой-нибудь незнакомый нам человек?
— Нет, не приходил.
— Блондин в сером костюме, — подсказал Кочетов.
— Блондин в сером костюме приходил. Но он не к нам. Он позвонил и, когда я открыла дверь, спросил — может ли видеть Петрова... Семёна Ивановича или Ивана Семёновича, я не помню. Я ему ответила, что такой здесь не проживает. Он извинился и попросил сказать, как проще добраться до камвольного комбината. Я посоветовала ехать первым трамваем. Он поблагодарил и ушёл.
— В комнаты он входил?
— Нет. Весь разговор происходил у входной двери. Он стоял на лестничной площадке.