Встретимся в Силуране!

– Но не это главное, – не дал себя сбить старик. – Десять лет назад в моем замке проездом гостила старая Намида Мягкое Слово, тогдашняя Мудрейшая Клана Лебедя. Она умела безошибочно определять, есть ли в человеке магическая сила.

Глаза Джилинера сверкнули, он подался вперед.

– Мудрейшая сказала, – продолжил Авиторш, – что в душе девочки, как подземное течение, струится мощный поток силы. Когда-нибудь он вырвется наружу – и тогда…

– Истинная Чародейка, – кивнул Джилинер. – А если к ней и впрямь вернется память о прошлых рождениях… опыт то ли восьми, то ли девяти веков… Да, почтеннейший Авиторш, наш уговор остается в силе. Я женюсь на твоей двоюродной внучке.

– А не боишься ли ты, Ворон, – спросил старик, осторожно подбирая слова, – что дитя станет могучей волшебницей и не захочет покоряться мужу? У нее таких мужей… за Девять-то столетий…

Глаза Джилинера стали мечтательными, он мягко повел плечом:

– Почтеннейший Авиторш, ты представления не имеешь, какая это увлекательная наука – подчинять себе других людей! До того как в милой Фаури проснутся воспоминания, она Уже будет глядеть на мир моими глазами и дышать в такт моему дыханию, а иначе… – Ворон запнулся, быстро взглянул в лицо человеку, с которым собирался породниться, и закончил совсем другим тоном – легким, дружеским: – А иначе и быть не может!

– Но… мне хотелось бы… – замялся старик, – чтобы, моя внучка была хоть немного счастлива…

– И будет! Рысь войдет в дом Ворона! Я же не какое-нибудь ничтожество из Семейства, которое берет жену ради приданого, а потом лупит ее плеткой, как рабыню!

Холодные светлые глаза обещали будущей жене кое-что похуже плетки, но старик этого не заметил – или не захотел заметить.

– Вот и хорошо… Вот и уговорились…

«Зал» постоялого двора шумел, веселился, уплетал жареное мясо и запивал вином. А за угловым столом трое мужчин и девушка, закаменев, глядели на Дочь Клана и пытались понять, где они находятся и что с ними произошло.

– Он приехал в конце Звездопадного месяца, – тихо жаловалась Фаури, ни к кому особенно не обращаясь. – Красивый, не старый, ласковый… а я увидела – и убежать захотела. За руку взял – меня чуть не стошнило… – Рысь всхлипнула и закончила почему-то свирепым, обвиняющим тоном: – Ожерелье подарил! Коралловое!

– Что это сейчас было? – опомнилась Ингила. – Еще кто-нибудь это видел?

Никто не ответил. Фаури продолжала плакаться:

– Вечером дед пришел ко мне в комнату и спросил, почему я к обеду ожерелье не надела. Я сказала правду: выбросила с башни в ров. Хорошо бы и приезжего Ворона туда же… с башни в ров… И тут дед начал бить меня по лицу! – В голосе Рыси звучало горестное удивление. – Меня! По лицу! Раньше без обеда оставлял, в чулан запирал, но никогда и пальцем… Я так расплакалась, что остановиться не могла. Дед испугался, кликнул служанок… они мне какие-то отвары совали, тряпку мокрую на лоб… А я все думала: о чем дед с Вороном после обеда толковали? И узнала…

– Госпожа умеет видеть прошлое? – серьезно спросил Пилигрим.

– И сама вижу, и другим показать могу, такой у меня дар. Только дед не знает.

– Очень полезный дар… и очень опасный для хозяйки, – вздохнул Пилигрим. – Жизнь вокруг нас соткана из тайн. Если уметь заглянуть в любую… людям такое не понравится!

– А я не всегда могу заглянуть, – простодушно объяснила девушка. – Только если больна… или не в себе – ну, когда в истерике билась… – Фаури замолчала, ненадолго задумалась – и тут до нее дошло: – А со мной сейчас что-то неладно, да?

Девушка встала, покачнулась, вцепилась в край столешницы. Ралидж успел подскочить, подхватил ее – маленькую, легонькую. Фаури, как котенок, завозилась, поудобнее устраиваясь у него на руках, и сказала тоном ребенка, открывающего взрослому свою заветную тайну:

– Я сбежала из дома!

И заснула, прислонив русую головку к плечу Ралиджа.

Сокол нашел взглядом хозяйку, кивнул ей. Та улыбнулась, взяла светильник и пошла наверх. Ралидж двинулся следом, бережно держа свою хрупкую, невесомую ношу. Фаури спала, опустив пушистые ресницы, и тихонько, уютно посапывала. Соколу вспомнилось, как в Найлигриме ему приходилось разносить по кроваткам задремавших близнят.

В голову полезли странные мысли: если лет через пятнадцать он найдет Арайне жениха, а тот малышке не понравится… неужели и его девочка тогда убежит из родного дома?..

Ралидж растрогался было, но тут же пришел в себя. Что за вздор! Уж свою-то дочь он знает! Эта разбойница учинит постылому что-нибудь такое, что бедняга сам сбежит из Найлигрима! На неоседланном коне ускачет!..

За раздумьями Орешек не заметил, как очутился в небольшой темной комнатке. Светильник в руках хозяйки озарял постель.

– А я уже все приготовила – знала, что барышня за столом долго не усидит. Намаялась, бедная! Вот сюда ее, голубушку… Господин может идти. Я сама с нее сапожки сниму…

Спустившись в «зал», Орешек обнаружил, что соседи по столу куда-то исчезли. Впрочем, Пилигрим обнаружился почти сразу – у очага, среди игроков в «радугу».