…Мы прожили в квартире Сарычева всего неделю. Вечером в «Известиях», которые аккуратно извлекались мною из почтового ящика, я увидел некролог — весьма скромное сообщение о смерти после тяжелой продолжительной болезни И ваши.
Я сказал о случившемся Светлану. Он, естественно, отнесся к этому с цинизмом, хотя последнее время, живя в прекрасной квартире, слегка подобрел и даже изредка мурлыкал себе что-то под нос.
Но его это сообщение тоже впрямую затрагивало: я был уверен, что Сарычев завтра утром прочтет «Известия» (привычка старого человека даже на отдыхе бегать к киоску за «своей» газетой) и тут же отправится из Алупки в Симферополь, чтобы успеть на похороны. Значит нам следовало покинуть квартиру, навевавшую благодушие, и совершить то, что задумали.
— Да хоть сейчас, — ответил мне Светлан, не скрывая раздражения, — если, конечно, не передумали…
— Сейчас так сейчас!
И тут выяснилось, что Светлан вовсе не собирается посвящать меня в детали плана, призывая довериться его опыту.
— Я доверяю, — подтвердил я, — и даже не собираюсь вмешиваться, но, согласитесь, я имею право знать…
— А я и не думаю ничего от вас скрывать, — с амбицией заметил он, — мне-то зачем скрывать?!
Я промолчал, не желая продолжать пререкания, и, не перебивая, выслушал диспозицию Светлана: главным препятствием для реализации нашего намерения он считал тот непреложный факт, что тело самоубийцы остается на месте самоубийства. Обойти это можно, только избрав способом самоубийства — утопление. Течение реки неминуемо уносит труп и постепенно обезличивает его до неузнаваемости…
Первоначально, по его словам, от отдавал предпочтение утоплению в Яузе, поскольку река, протекающая в малолюдной части города, словно сама располагала к такого рода делам, однако, желая исключить любую случайность, в конечном счете избрал Москву-реку в пределах Серебряного Бора: там есть, где переждать, есть возможность незамеченным выйти в середине ночи к реке и ночью же вернуться; кроме того, Яуза не замерзала, а у проруби на середине Москвы-реки можно было оставить следы, одежду, обувь, а также записку с объяснением мотивов самоубийства и разборчивой подписью…
— Не на набережной же оставлять, верно? — то и дело требовал моего одобрения Светлан, — а тут, если у проруби, то и труп искать не будут, потому что бесполезно искать… Логично?
Я молча кивнул.
— Или еще лучше, — увлеченно продолжал Светлан, — надо ведь доказать им, что это не шутка, иначе не зафиксируют и пиши пропало — так вот вам идея: покупаем две пары одинаковой обуви. Вы одну оставляете у проруби… в другой задом наперед по своим же следам возвращаетесь… Молчите, это пока что — первое. Теперь второе: вы должны как бы в нерешительности постоять у проруби в одних носках, чтоб снег подтаял! Не простудитесь? В крайнем случае я вас потом водкой разотру, идет? Значит, договорились, и чтобы не забыть — шнурки на ботинках развяжите… шнурки не забудьте…
— Не забуду, — подтвердил я.
— Пошли дальше! — на ходу импровизировал Светлан. — Билет на поезд надо купить заранее, все вещи заблаговременно в камеру хранения… Куда поедете?
— А разве здесь нельзя остаться? — спросил я.
— Нет, нет, — замахал руками Светлан, — а вдруг встретите кого? Только в глубинку, в провинцию, к черту на рога! Согласны?
Я промолчал.
— Теперь пишите записку, — приказал он, — вернее, две: одну я себе возьму на всякий случай…
— Вам-то зачем? — спросил я.
— Надо, — ответил он. хотя всегда мог объяснить даже труднообъяснимое.
— Что писать? — покорно спросил я.
— Вы же писатель, если предсмертную записку сочинить не можете, тогда зачем за роман беретесь! — воскликнул он и добавил: — Только не забудьте упомянуть, что вас мучает запах газа это вернейший признак шизофрении.
— Хорошо, — согласился я, — напишу…
— Записку сунете в ботинок, чтобы не улетела… — увлеченно фантазировал Светлан, — а ботинок завтра весь день носите — слышали небось, что они наловчились проводить экспертизу пота? То-то же! Почерк, пот плюс ваша репутация — клюнут, сто процентов клюнут!
— Что ж, — сказал я, — тогда нам остается обменяться паспортами и… проститься?
— То есть как это проститься?! — подозрительно вскинулся он. — Я поеду с вами!
— Со мной? В Серебряный Бор? — мнимо изумился я. — Зачем? Все, что вы запланировали, я могу сделать сам, один…
— А если струсите, сбежите?! — грозно спросил он. — Кто вас остановит, кто образумит?!
— Да, пожалуй, — я опустил глаза: мне и так нелегко было выслушивать весь тот бред, который он предложил в качестве плана. Но я молчал, потому что подозревал, что все это Светлан говорит лишь для отвода глаз, а в действительности у него есть другой план, план… убийства!