А, не имеет значения. Зато потом мы пили много бренди, чтобы это отметить. Я же знаю, что это было что-то важное, потому что кто-то все время повторял: «Ты в этом не раскаешься, я тебе обещаю, ты никогда не раскаешься, никогда не пожалеешь, что согласилась…» А потом мы пили еще и еще. Почему у меня такие горячие руки?
Я должна встать… мне пора вставать. Но я не могу оторвать голову от подушки. А у меня сегодня очень важное дело.
Я вижу что-то белое на кресле — что это такое? Что-то белое, и серебряная отделка… А, я знаю! Это белое с серебром платье. Ведь я была в нем вчера.
Мы так веселились, пили, танцевали, а потом все поехали домой в машине Пупсика.
Да, я помню кое-что. Помню, как Пупсик спросил:
«Где твое кольцо с сапфиром, Линда?»
А я сказала:
— В закладе!
Кажется, он рассердился, а может быть, и нет, не помню, что он потом говорил. Вообще-то я не хотела признаваться, но зачем-то сказала.
Я очень хорошо помню, как я ответила ему: «Оно в закладе!» И все засмеялись. Наверно, они подумали, что я пошутила.
Кто-то открывает дверь. Кто бы это мог быть? Клеона! Я скажу ей, что у меня болит голова. Она даст мне бренди, и мне не нужно будет вставать.
Она раздвигает шторы. Славная моя Клеона, как это мило с ее стороны — навестить меня!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Что я делаю? Надо остановиться! Остановиться немедленно! Я не должна этого делать. Кажется, я сошла с ума.
Какое смешное лицо у священника — и он совсем лысый! Я не понимаю, почему свадьба происходит в церкви. Да я и вообще не собиралась замуж. Надо прекратить это, надо помешать, остановить… Но сейчас это невозможно, когда он читает молитву.
Я не хочу выходить за Пупсика. Боже, как он отвратительно выглядит! И зачем он все время теребит свой галстук?
Я не понимаю, почему мистер Канталуп мой посаженый отец. Никто мне не сказал, что у него такие намерения, а когда Клеона и я вышли из такси, он подскочил и предложил мне руку, и вот мы уже у алтаря.
Я понятия не имею, кто всем этим занимался и все устраивал. Полагаю, раз мистер Канталуп одолжил мне это голубое платье и накидку из чернобурок, он счел за благо лично проследить, чтобы я чего не испортила.
Не помню, ничего не помню. Не забыла ли я подкраситься? Наверно, нет. Клеона уж наверняка бы напомнила.
Боже мой, как нудно этот священник все бубнит и бубнит!
Я не хочу выходить за Пупсика. А что, если бы я сказала: «Пожалуйста, не надо…» Нет, нет, я не должна так говорить, только ученицы в школе говорят «пожалуйста», лучше просто сказать: «Прекратите, перестаньте, остановитесь!» Остановятся они или нет?
Было бы ужасно, если бы никто не обратил внимания и священник продолжал бы молиться. Но я все-таки сказала:
— Остановитесь! — Но никто не обратил внимания.
Еще раннее утро. Кто выходит замуж так рано утром? Разве свадьбы бывают по утрам? И в любом случае я не собиралась выходить замуж. Я и не знала, что меня ждет. Только после того, как я начала одеваться и выпила немного бренди, Клеона сказала:
— Поторопись, если не хочешь опоздать.
— Куда опоздать? — спросила я.
И тут она мне все рассказала.
Так вот что я пыталась вспомнить, вот что мне предстояло сделать сегодня!
— Чудачка ты, Линда! — сказала она. — Но я считаю, ты поступаешь правильно.
И мы с ней выпили еще по рюмочке за мое здоровье…
И что это Пупсик все время дергается, никак не может стоять спокойно! Священник спрашивает его — берет ли он меня в жены.
«Белинда Мэри…» Какое смешное имя! Белинда Мэри. Но я не стану его женой, я не хочу, я сейчас скажу:
«Нет, я, Белинда Мэри, не обещаю…»
Но я не могу этого сказать, уже поздно, я говорю совсем другое:
«Я обещаю!»
Я слышу свой собственный голос, но это не я. Я не хочу быть его женой!
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Все кончено. Я замужем. Дворецкий говорит:
— Я положил ваш чемодан в багажник, миледи.
Надо же, я леди Глаксли, а вовсе не Белинда Мэри Снелл — мне становится смешно от этой мысли. Так глупо!
Я теперь так и буду подписываться «Линда Глаксли». Ах, как сжимает грудь и голову!
Мама плакала в церкви. Я не знаю почему. Я очень удивилась, увидев ее.
— Как ты сюда попала? — спросила я.
— Уж конечно, не по вашей милости, мисс! — ответила она. — Я бы ничего и не знала, если бы не увидела вчера объявление в «Ивнинг стандард», неблагодарная ты девчонка! А потом эта милая дамочка, твоя соседка, сказала мне, в котором часу, вот я и здесь!
Я обняла ее, потому что была рада ее видеть, а она меня расцеловала и настояла на том, чтобы поцеловать и Пупсика.
Из его семьи я никого не видела. Непонятно, почему не приехала леди Мэриголд.
Мы сначала едем в Париж, а потом в южную Францию. Почему это люди всегда проводят медовый месяц в Париже?
Нам надо спешить, а то мы опоздаем на паром. Нужно приехать заблаговременно, чтобы успеть погрузить машину.
У Пупсика еще более розовое лицо, чем обычно, и он очень быстро ведет машину. Если он не поторопится, мы опоздаем… Ну что за идиот!
Когда мы прошли в ризницу, чтобы расписаться в церковной книге, он сказал: «Наконец-то ты моя жена!» — и поцеловал меня, словно какой-нибудь герой в мелодраме.