Встреча выпускников

Он подошёл к окну и изучил дворик.

— Неплохой наблюдательный пост в некотором смысле. Спасибо. Это — все, на что я хотел взглянуть.

Он не выказал дальнейшего любопытства, но взял мантию, которую она ему вручила, и вновь последовал за ней вниз.

Они были на полпути через дворик, когда он внезапно спросил:

— Харриет, вы действительно цените честность превыше всего?

— Думаю, что да. Надеюсь, что да. А в чём дело?

— Если нет, то я — самый большой дурак в Христианском мире. Я деловито пилю собственный сук. Если я буду честен, то, вероятно, потеряю вас совсем. Если же нет…

Его голос был удивительно грубоватым, как если бы он пытался справиться с чем-то: нет, подумала она, не с физической болью или страстью, но с чем-то более фундаментальным.

— Если нет, — сказала Харриет, — тогда я потеряю вас, потому что вы уже не были бы тем же самым человеком, правда?

— Не знаю. У меня репутация человека, склонного к легкомысленной неискренности. Вы думаете, что я честен?

— Я это знаю. Я не могла бы вообразить вас каким-то другим.

— И всё же именно в этот момент я пытаюсь застраховать себя от последствий своей же собственной честности. «Я попробовал, смогу ли я достигнуть той степени решительности, чтобы быть честным без мыслей о небесах или аде». Похоже, что я, так или иначе, должен получить ад, поэтому едва ли мне стоит беспокоиться о решительности. Верю, что вы действительно имеете в виду то, что сказали, и надеюсь, что должен продолжать делать то же самое, даже если бы я не поверил ни одному слову.

— Питер, я ничегошеньки не понимаю из того, что вы говорите.

— Тем лучше. Не волнуйтесь. Больше я так вести себя не буду. «Герцог осушил бокал бренди с водой и вновь стал совершенным английским джентльменом». Дайте руку.

Она протянула ему руку, он задержал её на мгновение крепким пожатием, а затем продел её руку в свою. Они пошли дальше в Новый дворик под руку и в тишине. Когда они шли сводчатым проходом у подножья лестницы Холла, Харриет, предоставленная самой себе, услышала, что кто-то движется в темноте, и увидела слабое мерцание внимательного лица, но всё это кончилось прежде, чем она смогла привлечь внимание Питера. Пэджет отпер для них ворота, Уимзи, озабочено перешагивая через порог, бросил ему беспечное «доброй ночи».

— Доброй ночи, майор Уимзи, сэр!

— Стоп! — Питер быстро возвратил ногу, которая уже коснулась было Сейнт-Кросс-роуд и уставился на улыбающееся лицо швейцара.

— О Боже, да! Секундочку. Ничего не говорите. Кодри, 1918 год. Вспомнил! Имя Пэджет. Капрал Пэджет.

— Совершенно верно, сэр.

— Так-так-так. Я чертовски рад вас видеть. Выглядите вполне хорошо. Как дела?

— Прекрасно, спасибо, сэр. — Большая и волосатая лапа Пэджета с жаром обхватила длинные пальцы Питера. — Когда я услышал, что вы здесь, я сказал жене: «Готов поставить на кон всё, что угодно, но майор меня не забыл».

— Ей-Богу, нет. Только подумать, найти вас здесь! В прошлый раз, когда я вас видел, меня уносили на носилках.

— Правильно, сэр. Я имел удовольствия откопать вас.

— Я знаю. Рад видеть вас теперь, но вы не представляете, как я был рад видеть вас тогда.

— Да, сэр. Надо же, сэр! Мы думали, что на этот раз вам не выкарабкаться. Я говорю Хэкету, — вы помните малыша Хэкета, сэр?

— Маленький рыжий дьяволёнок? Да, конечно. Что с ним стало?

— Водит грузовик в Ридинге, сэр, женился, трое детей. Я говорю Хэкету: «Боже мой! Похоже, что старина стекольщик отбросил копыта», — прошу прощения, сэр, а он говорит: «Проклятье! Вот не повезло!» — А я говорю: «Не стой пнём, может быть он ещё и не скопытился». — Тогда мы…

— Нет, — сказал Уимзи. — Мне кажется, что я был скорее напуган, чем ранен. Неприятное ощущение — быть похороненным заживо.

— Да, сэр! Когда мы нашли вас там на дне этой бошевской землянки, придавленного большой балкой, я сказал Хэкету: «Ну, — говорю я, — по крайней мере он цел». — А он мне: «Спасибо фрицам!» — подразумевая, что если бы не их землянка…

— Да, — сказал Уимзи, — Мне немного повезло. Мы потеряли там бедного мистера Дэнбери.

— Да, сэр. Жалко его. Хороший молодой джентльмен. Видитесь сейчас с капитаном Сидгвиком, сэр?

— О, да. Я только на днях видел его в клубе Беллона. К сожалению, он не очень хорошо себя чувствует сейчас. Получил дозу газа, как вы знаете. Лёгкие сгорели.

— Жаль слышать это, сэр. Помните, как он разволновался по поводу той свиньи…

— Тише, Пэджет. Чем меньше говорить об этой свинье, тем лучше.

— Да, сэр. А приятно было обгладывать её косточки. О! — Пэджет даже облизнулся. — А слышали, что случилось со старшиной Тупом?

— Тупом? Нет, совершенно потерял его из виду. Надеюсь, ничего плохого. Лучший старшина, который когда-либо у меня был.

— Да, он именно таким и был. — Улыбка Пэджета стала шире. — Ну, сэр, он нашёл себе ровню. Немного мелковата, не больше, чем вот такая, но первоклассная!

— Продолжайте, Пэджет. Даже не верится.

— Именно так, сэр. Когда я работал в зоопарке при верблюдах…

— Боже мой, Пэджет!