— Это, не поверите, последние ужасные строки сонета Китса.[87] Правда, это юношеские потуги, но есть некоторые вещи, которых не извиняет даже молодость.
— Давайте пойдём вниз по течению. Я нуждаюсь в одиночестве, чтобы оправиться от шока.
Он вывел плоскодонку в поток и аккуратно прошёл под мостом. Затем воскликнул:
— Замечательная женщина! Вы позволили мне распушить хвост тщеславия перед этой парочкой заброшенных Ариадн. А теперь не хотите ли проявить независимость и взять шест? Я признаю, что гораздо лучше вести плоскодонку, чем плыть на плоскодонке, а предоставить любую возможность повеселиться — это девять десятых закона галантности.
— Действительно ли возможно, что вы — образец справедливости и великодушия? Но нет, вы не превзойдёте в великодушии меня. Я буду сидеть как прекрасная леди и наблюдать, как вы работаете. Хорошо наблюдать за тем, что делается хорошо.
— Если вы так говорите, я стану тщеславным и сделаю какую-нибудь глупость.
На самом деле смотреть на него было приятно, поскольку он хорошо работал шестом: движения его были лёгкими и удивительно быстрыми. Они шли с поразительной скоростью вниз по переполненной извилистой протоке, пока в узком месте выше парома не были остановлены другой плоскодонкой, которая неуклюже крутилась на середине реки и довольно опасно вытолкнула на берег несколько байдарок.
— Прежде, чем выйти на воду, — кричал Уимзи, отталкивая преступников ногой и гневно разглядывая того, кто вёл лодку (волосатого молодого человека, голого по пояс и красного, как креветка, от солнца), — следует изучить правила поведения на реке. У этих байдарок есть право прохода. А если вы не можете работать с шестом, рекомендую отправиться в тихую заводь и оставаться там, пока не поймёте, для чего Бог дал вам ноги.
Услышав это, какой-то человек средних лет, плоскодонка которого была пришвартована чуть дальше по реке, резко повернул голову и закричал звенящим голосом:
— О господи! Да это же Уимзи из Баллиола!
— Так, так, так, — сказал его светлость, оставляя в покое розовую молодежь, и останавливаясь рядом с плоскодонкой. — Пик из Брасенос, ради всего святого! Что принесло тебя сюда?
— Чёрт возьми, — удивился мистер Пик, — Да я здесь живу. Главное, как тебя сюда занесло? Ты не знаком с моей женой — лорд Питер Уимзи, — моя супруга в синем костюме для крикета, остальные — дети.
Он неопределённо махнул рукой в сторону потомства.
— О, я решил навестить старые места, — сказал Питер, когда представления были закончены. — У меня здесь племянник и всё такое. А ты чем занимаешься? Тьютор? Научный работник? Лектор?..
— О, веду семинары. Собачья жизнь, собачья жизнь. Вот это да! Много воды утекло под Фолли-бридж с тех пор, как мы встречались. Но я узнал бы твой голос где угодно. Как только я услышал высокомерный бесцеремонный тон типа «идите к чёрту», я сказал себе: «Уимзи из Баллиола». И разве я не прав?
Уимзи положил шест в лодку и сел.
— Пощади, старина, пощади! Предоставь мёртвым погребать своих мертвецов.
— А знаете, — сказал мистер Пик, обращаясь во всем и ни к кому в частности, — когда мы были здесь вместе… — это было давным-давно, ну да ладно! Если кто-нибудь приезжал с родственником из провинции или с гостями из Америки, которые спрашивали, — а они всегда спрашивают — «Что такое оксфордские манеры?», — мы всегда показывали им Уимзи из Баллиола. Он очень хорошо смотрелся между садами Сейнт-Джон и Мемориалом мучеников.
— Но предположим, его там не было или он не собирался устраивать представление?
— Такой катастрофы ни разу не случилось. Никогда не было так, чтобы не удалось обнаружить Уимзи из Баллиола, стоящего в центре дворика и с изящной дерзостью излагающего кому-то, как надо жить.
Уимзи спрятал голову между рук.
— Мы привыкли делать ставки, — продолжал мистер Пик, который, казалось, сохранил любовь к студенческим забавам, что, без сомнения, объяснялось его непрерывными контактами с первокурсниками, — на то, что они скажут о нём впоследствии. Американцы главным образом говорили: «Боже, ну разве он не совершенный английский аристократ!», — но некоторые из них интересовались: «Ему действительно нужен этот монокль или это лишь часть традиции?»
Харриет рассмеялась, вспомнив о мисс Шустер-Слатт.
— О, Боже, — сказала миссис Пик, которая, казалось, была очень доброжелательной женщиной.
— Родственники из провинции, — безжалостно продолжал мистер Пик, — неизменно теряли дар речи и должны были восстанавливать его кофе и мороженым в Буоле.
— Не обращайте на меня внимания, — сказал Питер, — лицо которого было спрятано, за исключением тёмно-красного кончика уха.