Он был озадачен, оскорблен, пытался объясниться:
— Что это ты вдруг? Все было так хорошо… Или мне перебежал дорогу другой?
Другого, разумеется, не было. Но то, что он так ничего и не понял, оборвало последнюю нить. Он уехал, не мог больше оставаться в одном городе с ней. А мать вскоре умерла.
И тут родилась она, Оленька. Сестра была молода, нянчиться с ребенком ей никогда не приходилось. А у Натальи Васильевны опыт был богатый: всех братьев и сестер вынянчила. Оленька росла ухоженная, здоровенькая. Ведь у нее по сути было две матери. Катя не уставала с нею, и дочка была ей вроде куклы. Она баловала девочку, не задумываясь, как это скажется потом на ребенке? Позднее, когда ее мужа направили в Подмосковье и они расстались с Натальей Васильевной, ей пришлось с дочкой очень нелегко, но что-либо изменить в ее воспитании Катя уже не смогла. Не сумела. Вся ее материнская любовь воплотилась в одно желание: уберечь Оленьку от каких-либо неудобств и трудностей.
А у Натальи Васильевны теперь наконец-то появилась возможность подумать и о себе, но… всему свое время! Она не скучала, нет! Можно было и почитать, и пойти в театр, и заняться своим гардеробом. Благо теперь и деньги имелись. Еще она приобрела этот клочок земли. Тогда на нем не было ничего, кроме сорняков. Наняла плотников, они выстроили домик, насадила кусты и деревья, разбила цветник.
К городу она так и не привыкла. Среди сплошного камня городских улиц ей становилось не по себе. Ей нужно было, вставая поутру, видеть зарю, вдыхать запах трав, слышать шелест деревьев. Без деревьев она вообще не могла. Никому не говорила об этом, но к деревьям у нее было особое отношение, они были ей просто необходимы, как необходим человеку воздух.
Переселялась на дачу еще в середине мая, когда земля прогревалась до такой степени, что в нее можно было высевать семена, а деревья покрывались нежной зеленой дымкой. Ехала сначала на трамвае, потом автобусом, затем с километр шла пешком, нагрузившись сумками с книгами и продуктами.
Катя собиралась отправить дочь к ней еще тогда, когда Ольга училась в старших классах школы. У Кати тогда опустились руки. Она обнаружила вдруг, что дочь выросла совсем не такой, какой Катя хотела ее видеть. И тут Катя решила, что старшая сестра — тот самый человек, который может все исправить. Подняла же она на ноги братьев и сестер! Но Наталью Васильевну как раз направили на четырехмесячные курсы. Так Ольга и не побывала тогда на своей родине. Теперь Катя все-таки выполнила свое желание…
Подержав в руках авторучку, Наталья Васильевна отложила ее в сторону, погасила свет и встала в проеме двери, прислонившись плечом к косяку.
Ночь была теплая, но от земли после поливки тянуло сыростью. В темноте отчетливо белели пятна петуний. Пахли цветы не сильно, значит, дождя не будет. Слева темный полог неба слабо светился, там был город. Прошел поезд, в тишине отчетливо отстукал каждый вагон на стыках.
Наталья Васильевна прислушалась к удаляющемуся шуму.
Отдельная комната, пианино. Не в этом дело!.. Как научить человека творить и отдавать, если он всю свою жизнь, пусть и очень недолгую еще, только потреблял?
Отоспавшись, Оленька заскучала. Купаться не хотелось. По утрам, когда купалась тетя Наля, она еще спала, а днем у реки всегда можно было встретить кого-нибудь из дачников. Они купались, полоскали белье. Тетя Наля сводила ее однажды на городской пляж, это было совсем неподалеку, отправились вдоль берега прямо в купальниках. Оленька помочила там лишь кончик ноги с розовыми от лака ногтями. Вода показалась ей нечистой, а обитатели пляжа слишком шумными, от их визга и хохота у нее разболелась голова, и она поторопилась уйти.
На тети Налином участке ей было уже все известно, да и, если признаться по-честному, не интересовал он Оленьку совсем. Ну, посмотреть на цветы еще куда ни шло, а остальное… Поливка же оказалась просто-напросто адской работой. Потаскай-ка лейку! Еще эти комары!.. Правда, когда поливала тетя Наля, коричневая от загара, совсем молодая в своей белой войлочной шляпе, у нее это получалось даже красиво. Взглянув на нее однажды в такую минуту, Оленька почувствовала вдруг приступ острого недружелюбия к тетке. Если бы она умела анализировать свои чувства, она поняла бы, что это просто самая черная зависть. Да, да! Оленька завидовала тому, что тете Нале работается так легко и красиво, что тетка так много знает и умеет, что она может жить на этой дурацкой даче и ее нисколько не угнетает, что умываться здесь надо из жестяного умывальника ледяной водой, а душ вовсе и не душ, а дощатый ящик, кое-как вымазанный известкой.
Оставалось только загорать, чем Оленька и занималась самым усердным образом. Но загар не приставал к ее белой коже, она только порозовела и облупилась. Это огорчало Оленьку до слез.