Встреча в час волка

И это получилось просто на пять с плюсом. Она родила такую девочку-красавицу, что не успевала в роддоме всем говорить: «Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазьте». Аккуратную головку сразу обнимали легкие белые волосики. А глаза были синие-пресиние. И вся такая складная, пропорциональная, что Надя без раздумий назвала ее так, как свою единственную в детстве куклу, — Зоя. Не зря она — детский доктор. Во время беременности она носила себя, как драгоценность, точнее, как хрустальное яйцо с бесценным содержимым. Они с Эдиком составили точный, тщательно подобранный, взвешенный рацион питания. Надя с ранних сроков занималась полноценным развитием ребенка. Не в одном здоровье счастье. Надя знала, что малыш в утробе слышит и ощущает мать. Она включала ему музыку, читала стихи, говорила ласковым, зовущим голосом. «Иди к маме на звук…» И девочка медленно и спокойно плыла в своих молочных водах к выходу в свет. Спокойно и родилась. Не рвалась, не разрывала маму, даже заплакала мелодичнее, чем другие дети. Так показалось Наде, которая ни разу не застонала. Она боялась пропустить хоть миг.

А Эдуард плакал от счастья, взглянув на явившееся чудо. Нахватал работы, заработал немного денег, открыл частный кабинет.

И зажили они трудно и счастливо. На улице Надя уже привычно отмахивалась от знакомых: «Тьфу, не сглазьте». Дел у нее было столько, что адская работа в прошлом казалась ей просто перерывом между главными делами. Надя строила планы, чертила графики роста, развития на годы вперед.

Успехи Зои они с Эдиком праздновали как свои главные победы. Девочка хорошо набирала вес, вовремя пошла. Немного позже, чем положено, заговорила, но это было в пределах нормы. Соседка — доктор наук — рассказала, что они с братом заговорили в четыре года. И сразу галопом, и сразу в профессора. С возрастом из детских дефектов речи у Зои осталась лишь легкая, приятная слуху картавость. Надя с Эдиком решили это не пытаться исправлять. «Красиво, — сказал Эдик. — Как маленькая француженка».

Надя вводила в программу ребенка танцы, гимнастику, бассейн. Особое внимание она уделяла потребности в гигиенических процедурах. Сама она мылась по нескольку раз в день. Через день мыла голову, чистила зубы после каждой еды. Зоя с удовольствием копировала поведение мамы. Только однажды, когда Надя поехала на неделю к своим помочь матери с очередной болезнью брата, она по возвращении обнаружила Зою сидящей безучастно в детской. Дочь смотрела в пустоту. Надя с порога почувствовала кислый запах запущенности. Белые волосы сбились в липкие пряди, трусики оказались мокрыми.

Эдуард был на работе, вызывал на день няню. Одна Зоя проводила не больше двух часов. Ей было уже шесть лет.

— Я сам видел, как утром няня ее мыла.

Так первый раз оборвала Наде сердце страшная догадка. Открытия понеслись в ритме снежной лавины, падающей на их бедные головы, которые сделали все, чтобы вырастить самого лучшего ребенка. У них ведь могла родиться только принцесса.

Надя ничего не говорила Эдуарду, больную мысль все время оттесняла трезвая, спокойная. «Ты ошиблась. Ты пристрастна. Ты просто паникерша».

Но однажды она вошла в комнату, где Эдик читал Зое сказки. Он сидел в кресле, девочка на своем детском стуле с высокой прямой спинкой, который Надя нашла для хорошей осанки. Она по обыкновению, как привыкла, прислонилась головкой к колену отца. Надя сначала поймала взгляд Эдика — растерянный, смущенный, испуганный. Потом взглянула на Зою. Девочка не просто ласкалась, как котенок. Она терлась и прижималась к ноге отца, получая явно сексуальное удовольствие. Более того, это не была неосознанная ранняя сексуальность, что возможна у любого здорового ребенка. Это была деградация на глазах. Прелестное личико теряло выражение, глаза пустели, по подбородку текли слюни.

Надя спокойно улыбнулась обоим. Сказала:

— Ой, кто это у меня такая замарашка-слюняшка? Пошли в ванную.

Потом, когда чистая, благоуханная девочка, поужинав, спала в своей кроватке, на свежем, ярком белье, в белой рубашечке с рюшами, Надя вошла в комнату, где сидел муж в той же позе, в которой она его оставила.

— Ты тоже понял, Эдуард? — спросила она.

Он кивнул:

— Да. Наша принцесса — имбецил.

Так началась война с таким врагом, какого они себе в страшном сне не могли представить. С палачом, не знающим пощады и поражений. Они читали горы литературы, консультировались со специалистами. Те поделились четко на две группы. Одни считали, что профаны лезут не в свою область, что-то придумали и сами себя накручивают. Объясняли, как безграмотным, что имбецил — это слабоумие, а Зоя нормально говорит, знает буквы, учится писать. Она не дикая, не агрессивная, чистоплотная. Надя не объясняла никому, каких трудов стоят ей все эти «не».