– Спасибо, дорогая моя. Приятно было иметь дело с вами. Пожалуйста, не стесняйтесь приводить своих лошадей сюда на аукцион. Могу гарантировать великолепную цену, специально для вас, графиня. – Мэннинг обошел вокруг стола и остановился перед Грейс.
– Я воспользуюсь услугами аукциона «Таттерсоллз», злобный монстр.
– Знаете, леди Шеффилд, – улыбнулся Мэннинг, – хотя я уверен, вы мне не поверите, да и не должны верить, я считаю своим долгом предупредить вас, чтобы в следующий раз вы более тщательно подходили к выбору любовника.
Грейс даже подумать не успела, как звучно ударила его по массивному подбородку. Никогда в жизни ни на кого она не поднимала руку, а тут меньше чем за два месяца с силой стукнула двух мужчин. Оба раза это было совершенно оправданно, и все же… Руку дергало от боли.
– Майкл – счастливчик, – сказал Мэннинг, посмеиваясь и вытирая капельку крови в уголке рта. – Под такой утонченностью скрывается такой огонь. Жаль, что я не нашел вас первым. Вы уверены, что я не соблазню вас принять ухаживания другого человека, учитывая дополнительную притягательную силу моего нового финансового состояния?
– Ну почему? Почему вы его так сильно ненавидите? – воскликнула Грейс, не обращая внимания на дерзкие слова Мэннинга. – Он не убивал вашего брата, и вы это знаете!
– Соберитесь с духом, вы не первая, кому лгут, и не последняя. Вокруг него всегда царит такая атмосфера честности. Но не обманывайте себя, моя дорогая. Ваш преданный святой Майкл – играющий на деньги, бессовестный малый, маскирующийся под приличного человека. И пусть Господь оберегает тех, кто у него выиграет.
Грейс хотела возразить, но слова застряли у нее в горле.
– Он убил моего брата, – в полной тишине продолжал Мэннинг. – Он проиграл Ховарду в кости сумму, равную жалованью за полгода, и потом задумал убить его. И он осуществил свой план прямо у меня перед носом, в деннике, в пятидесяти футах от моего кабинета. Я виноват. Мне следовало знать, что этот мальчик окажется точной копией своего отца, самого беспутного и развращенного аристократа, которого я знал. Яблоко от яблони не далеко упало.
– Откуда вам что-либо известно о прежнем графе? – холодно поинтересовалась Грейс.
– О, моя дорогая,- мрачно улыбнулся Мэннинг, – о старом лорде Уоллесе, пусть дьявол вечно терзает его душу, я знаю больше, чем ваш дорогой Майкл.
– Но как такое может быть? – Грейс приводило в ярость его спокойное и уверенное выражение лица.
– А разве вы еще не догадались, милочка? – захохотал Мэннинг, но в его смехе не было ни капли веселья. – Старый лорд Уоллес был и моим родителем тоже. Печально, что мне приходится признать это.
Несколько разрозненных фактов – «даже подбородок поскреб…» – с противной безупречностью сложились в единую картину.
– Он был великаном, распутным и развращенным человеком, несмотря на все, что ваш Майкл всегда говорил о благородном графе Уоллесе. Он соблазнил мою мать, служанку в имении. Ей было только шестнадцать. Много чего он наобещал ей, но ничего не сделал, чтобы защитить, когда она поняла, что беременна мной.
– Значит, вы обвиняете Майкла за грехи его отца. Могу я спросить, когда это произошло, сэр? Вы на много лет старше Майкла, разве нет?
– Характер человека проявляется рано. Мой родитель уже в пятнадцатилетием возрасте был похотливым наследником, но, видимо, продолжал дурачить всех, что он – современный святой, ведущий добродетельный образ жизни в стенах и за пределами святого аббатства.
– Но наверняка это родители вашего отца изгнали вашу матушку.
– Вы можете выдумывать вашу версию, – Мэннинг смотрел на Грейс, и в его потемневших глазах сверкала ярость, – а я выберу собственную.
– А что насчет Ховарда Мэннинга?
– Мою мать прогнали, и после обрушившихся на нее трудностей и невзгод она нашла работу швеи в Лондоне. Через год родился Ховард. Я не знаю, кто отец Ховарда, и никогда не спрашивал. Хотя вы и жили без тревог и забот, леди Шеффилд, но даже вам должны быть известны те отвратительные вещи, которые могут случиться с женщиной, у которой нет защиты.
– Как звали вашу мать? – К горлу Грейс подступила желчь. Да поможет ей Бог, но она догадывалась…
– Мора Мэннинг. Много лет назад мы похоронили ее на кладбище для бедняков и бродяг. Потом я послал Ховарда в Уоллес-Эбби с красивым кольцом с печаткой, которое ей когда-то подарил мой отец. Мать отказывалась продавать знак любви. У отца все-таки осталась капля совести, по крайней мере, для того, чтобы взять моего брата на работу, пока я был в подмастерьях на платной конюшне здесь, в Лондоне. Но я не жалуюсь, имейте в виду. Мне кажется, я довольно хорошо обеспечил себя, как вы считаете?
– Я сожалею, что вы и ваша семья пострадали. – Грейс изо всех сил боролась, чтобы не чувствовать жалости к человеку, который был перед ней. – Но я буду надеяться, ваше нынешнее положение поможет вам забыть прошлое.
– А вам это помогло?
– Что, простите?