— Я думал, товарищ капитан, что вы лучшего мнения обо мне. Прикажите рабочее обмундирование выдать.
Капитан притянул к себе голову Железняка, потрепал отросшие волосы.
— До чего жаль расставаться с вами!..
День отъезда начался с приключения: рядовому Чистякову заменили фуражку. Вчера от усердной чистки ацетоном зеленая тулья его прежней фуражки пошла желтыми пятнами. Михайло крутил ее в руках и морщился, как от зубной боли. Все понимали, что это значило для пограничника!
И вот утром Чистяков обнаружил на своей табуретке новую фуражку того же размера и даже с именной надписью под внутренним клеенчатым ободком. Чистяков доложил о происшествии сержанту, капитану, но те только улыбались и невинно разводили руками.
В полдень было последнее построение старослужащих. Капитан Смирнов от имени командования округа вручал отъезжающим Похвальные грамоты.
— Служу Советскому Союзу! — гулко и празднично звучали ответные слова ветеранов пограничной заставы.
И все стихло...
Вечером меня невольно потянуло в небольшую комнату, прозванную старшинской, хотя там помещались и рядовые. Вот здесь, немножко на отлете, у самого окна, стояла койка сержанта Гришина. Я ни разу не видел его на этой кровати. Он то водил нас с собой в горы, то инструктировал по ночам, то ездил в отряд по делам заставы. Мне казалось, что эта койка заправлялась только однажды, когда впервые была поставлена сюда.
Мои размышления прервал дежурный, объявив о построении.
Капитан Смирнов представлял вновь прибывшего сержанта Березовского. Он стоял рядом с начальником заставы. Первое впечатление было внушительным: подобранный, крепкий, широкоплечий — атлет, да и только. Лицо обветренное, подвижное, из-под фуражки выбивалась черная волнистая шевелюра.
Но не успела закончиться официальная церемония по введению сержанта в должность временно исполняющего обязанности старшины заставы, как он уже шутил, балагурил с нами, отыскивал футболистов и пытался даже организовать первую тренировку. При этом сразу же счел нужным сообщить: «В армию ехали кто с чемоданом теплого белья, кто с мешком провизии, кто с гармошкой, а я с двумя футбольными покрышками». Он, должно быть, не умел ходить шагом, даже по коридору заставы летел сломя голову.
Не понравилось мне ни его балагурство, ни это мальчишеское удальство, эти рывки по коридору. Не было в нем той спокойной сдержанности, обстоятельности, что у сержанта Гришина. И это еще сильнее возбуждало горечь разлуки со старослужащими.
«Хорошо, что Березовский всего-навсего врио старшины, — подумал я. — Значит, пришлют другого».
И совсем обескуражил нас внезапный отъезд капитана Смирнова. Его срочно вызвали в Москву да так и не вернули. Офицер штаба отряда, временно принявший командование заставой, сообщил, что капитана выдвинули комендантом очень ответственного пограничного участка на северной границе.
— Ребята, напишем капитану по письму, поздравим, пожелаем успехов, — предложил Янис — Думаю, что ему будет приятно.
— Письмо бы одно, а подписаться всем, — посоветовал я.
— Правильно, Коля-Николай, — подхватил Иванов-второй, подошедший в компании моих земляков. — А к письму приложить подарок.
— Хорошо бы сфотографироваться вместе, — предложил Ванюха Лягутин.
— Увы и ах! Впрочем, можно поправить. Запустить спутник Земли с мощной телекамерой. Щелкнуть там, на севере, потом заснять нас. Только бы Гали не забыть.
— Неостроумно. Секретарю можно бы быть и потолковее, — парировал Ванюха.
— Внеочередное заявление! — крикнул Стручков. — Только, чур, не падать в обморок. Знаете, кто у нас будет старшиной?
— Ну наверное, вновь прибывший сержант Березовский, — неуверенно отозвался Лягутин.
— Старшина Аверчук, с учебного.
— Типун тебе на язык, шагающая каланча! — накинулся на Петьку Иванов-второй. — Откуда тебе известно?
— Интуиция!
— Давайте поколотим этого идола.
— Начинай! — И Петька, должно быть, хотел сделать стойку боксера, а получился ни дать ни взять кузнечик: полусогнутые длинные ноги, узенькая мордочка с рыжими усиками. Вот-вот скакнет через наши головы.
— Янис, смахни его ладошкой, — посоветовал Иванов-второй.
— Янис, Янис, а сам в кусты? — наступал кузнечик.
Ванюха Лягутин, знавший слабое место Петьки, стукнул его ребром ладони сзади под коленками, и тот смешно рухнул на пол.
— Перестаньте, ребята, — вмешался Янис. — У меня есть такое предложение: пусть Николай сядет за письмо. Можно так сказать по-русски: «Сядет за письмо»?
Письмо переписывали несколько раз. Хотелось отразить и наше настроение, и думы о границе. Кончалось оно так:
«Дорогой товарищ капитан!
Обещаем Вам, что будем бережно хранить боевые традиции девятой заставы! Обещаем, что за всю службу ни об одном из нас Вы не услышите худого слова! Обещаем сделать все, чтобы Ваша пограничная застава оставалась отличной!»