Я был потрясен, разбит, убит. Мне уже было все равно.
– Сядь рядом, посидим, поговорим,– сказал старик.
Я медленно пошел к нему, стараясь рассмотреть поподробнее.
Старик был худ, одет в какую-то рубаху на выпуск, старые потрепанные джинсы, кроссовки на босую ногу, вид которых говорил о том, что он подобрал их у какого-то мусорного бака. Его голову украшала копна густых седых волос до плеч, орлиный нос, морщины прорезали его лицо, глубоко посаженные глаза буквально пронизывали меня насквозь.
– Кого он мне напоминает? – судорожно думал я и вдруг, как озарение, я вспомнил: перед моими глазами предстал знаменитый автопортрет Леонардо в старости.
– Садись! – сказал он и подвинулся на камне, освобождая место.
Старик закрыл лицо ладонями и сделал движение, словно начал омывать лицо. Он опустил ладони до переносицы, и я вдруг увидел, что он, как будто, стер морщины со лба и открывшейся части лица.
Я увидел лоб молодого человека и глаза, смотревшие на меня лукавым, насмешливым взглядом. Старик поднял руки вверх и затем опустил. Все вернулось на место.
Я попросту опешил.
– И не фокусник я,– вдруг сказал он, опережая мою мысль. Я тот, кто тебе нужен, – добавил он.
Мы сидели и молчали.
– Слушай, дай мне десять шекелей. Я с утра ничего не ел, а ты все равно собирался их потратить на дорогу, – обратился ко мне старик.