Встреча. Повести и эссе

Однажды взбунтовались крестьяне близ Грюнштадта. Взбунтовались, отказываясь платить новые контрибуции, наложенные Кюстином — ему был необходим фураж для армии, — они были так же тяжелы им, как отмененные после французской оккупации подати и десятины. Дорш явился от генерала и на заседании административного совета объявил о его намерениях, одобренных тремя комиссарами Конвента, а именно Мерлином, Ребелем и Хаусманном. В Грюнштадт направлялся отряд французской национальной гвардии в сопровождении нескольких членов административного совета, включая Форстера как наиболее известного и популярного среди них. Эта миссия должна была или ублажить крестьян, или в случае необходимости разогнать их по домам силой оружия. Форстер начал немедленно протестовать, и поддержал его только Феликс Блау, бывший при курфюрсте профессором теологии и наделенный большим ораторским даром. Они вдвоем предлагали совсем другое, тем более что знали, кто подзуживал крестьян: а именно графы Лейнинген-Вестербург, оставшиеся в своем замке. Форстер и Блау требовали восстановления майнцской гражданской милиции, чтобы послать один из ее контингентов в Грюнштадт — не для боевых действий, а для переговоров — и воздействовать на крестьян политическими аргументами, исходящими от немцев же, а не устрашением, исходящим от французов, тогда удалось бы превратить бунт в противоположность — в манифестацию симпатии к новой и свободной государственной власти.

Своим решением Мерлин склонил чашу весов в пользу плана, предложенного Форстером.

Холодным, потрескивающим от мороза февральским днем они поскакали в Грюнштадт с отрядом милиции и лишь несколькими национальными гвардейцами.

Но уже в воротах города их встретили крестьяне. Мирным предложениям они не поверили, опасаясь репрессий. Дошло до столкновений, раздались и выстрелы. У французов были ранены лейтенант и солдат. Тем временем в замке, целы и невредимы, отсиживались оба графа, зачинщики беспорядков.

Форстер отдал приказ построить баррикаду и послал за подкреплением. Тяжело пришлось бы ему, если бы правы оказались Кюстин, Хаусманн, Ребель и Дорш, а не он. Тогда он решился: вместе с Блау и десятью добровольцами ворвался в замок. Несколько дверей и окон были выбиты, и атака закончилась только в княжеском будуаре. Там они слезли с седел, предоставив лошадям топтать балдахины и занавески.

Граф Готхольд, хоть и обнажил клинок, но заметно дрожал, когда они ворвались к нему — гневный и на все готовый Блау, маленький чернявый капитан Ленен и Форстер.

Форстер сказал: «Именем закона вы арестованы, гражданин Лейнинген».

«Еще чего… — прозвучало в ответ. — Ваши законы — это не мои законы».

«Вот именно, — саркастически возразил Форстер, — как и ваши законы не были нашими. В этом и состоит смысл переворота».

Он отослал графа и его брата, которого только после долгих розысков удалось найти в шкафу, где он спрятался, в крепость Ландау. Насилия Форстер не хотел допустить. Но с этой секунды он знал: мы должны сломить любое сопротивление делу освобождения народа. Крестьяне, кстати, в разговорах по душам быстро утрачивали свою строптивость. В Майнц вернулись с обозом в двадцать четыре повозки, до отказа груженных фуражом. Основательно потрясли перво-наперво графские запасы, остальное добровольно сдали крестьяне окрестных деревень, Шестьдесят человек насчитывал их отряд поначалу. Сто десять человек присоединилось к ним по дороге, и все пели «Са ира». Аристократов на фонарь!

«Разве то не было успехом?» — спрашивал теперь Форстер. «Вопреки Кюстину и — простите, милостивая государыня, — вопреки Доршу?»

Мерлин де Тионвилль согласно кивнул. Ребель возразил: «Ну, время еще покажет».

Форстер не знал, что тот имел в виду.

Феликс Блау, единственный, с кем он был полностью согласен тогда в совете, после взятия Майнца пруссаками был схвачен и подвергнут истязаниям. От их последствий, говорили, он теперь и чахнул. Каролина? Со своей восьмилетней дочкой Аугустой, которую Форстер любил как отец и, если быть честным, переносил на нее отцовские чувства к Розочке и Клер, она была заточена в Кёнигштейн. Бывший курфюрст и епископ хотели использовать их в качестве заложников, чтобы заполучить Форстера, хотя Каролина категорически отрицала, что имеет к нему какое-либо отношение. И об этом ему стало известно. Ведь даже в «Монитёре» писали: «qu'on a men'ee `a la forsteresse de K"onigstein la veuve B"ohmer, amie du Citoyen Forster»[32].

Неужели Дорш так мало верила в его благородство? Он, конечно, был полон решимости отдаться в руки врагов, чтобы вызволить Каролину. Но она через третье лицо, через геттингенца Мейера, дала знать, что этот безрассудный шаг никому не поможет. А потом вмешались другие люди, молодой студент по имени Шлегель, Александр фон Гумбольдт, его бывший спутник и друг, и, наконец, ее брат, которые добились ее освобождения…