Встреча через века

Один из встречающих выступил вперед.

— По поручению человечества Земли, — сказал он по-английски (космонавты догадались, что это Стронций), — поздравляю вас с успешным возвращением. Земля ждет вас.

Больше он ничего не сказал. Длинные речи, видимо, были не приняты в тридцать девятом веке.

— Спасибо! — ответил Второв.

Экипаж ракетоплана, очевидно, счел официальную часть встречи законченной. Все трое подошли к космонавтам и по очереди обняли и поцеловали одинаково всех — мужчин и женщин. Это было сделано так просто и искренне, что даже Озеров почувствовал себя свободно, словно находился среди своих, близких людей.

— Меня зовут Стронций, — сказал тот, кто говорил первый. — Его Кремний. А это Петр. Ваши имена нам известны, но покажите, кому принадлежит каждое имя.

Второв назвал всех своих товарищей. Он говорил довольно быстро, но для членов экипажа «ЦМП» этого оказалось достаточно. В дальнейшем они ни разу не перепутали ни одного имени.

Второв называл как имя, так и фамилию каждого. Но люди нового времени как будто сразу забыли фамилии. Они стали называть всех просто по именам.

Хозяева пригласили своих гостей пройти внутрь ракеты.

«ЦМП» не имел никаких кают. Одно большое помещение служило как для управления, так и для пребывания экипажа.

— Ракетоплан летает только на короткие расстояния, — пояснил Стронций.

«Ничего себе короткие, — подумал Второв. — От Марса до Европы!»

Стронций протянул Второву лист бумаги.

— Эта радиограмма, — сказал он, — получена нами в пути. Она адресована вам.

Второв прочел вслух:

— «Мои дорогие современники! Нет слов выразить мою радость. Жду вас с величайшим нетерпением. Обнимаю и целую каждого. Дмитрий Волгин».

Космонавты переглянулись. Озеров вздрогнул и весь подался вперед.

— Кто это? — спросил Второв.

— Дмитрий Волгин, — ответил Стронций, — человек, пришедший к нам, так же как и вы, из далекого прошлого. Из двадцатого века.

— Двадцатого?!..

Они хорошо знали, что в двадцатом веке еще не было межзвездных кораблей.

— Каким образом… — начал Второв, но Стронций перебил его.

— Дмитрий Волгин не космонавт, — сказал он.

5

Не было на Земле человека, который не ждал бы прилета экипажа «Ленина». Вся Земля готовилась встретить первых победителей Большого Космоса. Их имена, вошедшие в учебники истории, были хорошо известны всем. Эти люди были легендарны.

Но самым нетерпеливым, несомненно, был Волгин. С момента, когда Лоций сообщил о возвращении людей, покинувших Землю в двадцать первом веке («в начале второго века коммунистической эры», — сказал он), Волгин не имел больше покоя. Он считал не дни, а часы. Космонавты должны были ступить на Землю 23 сентября, рано утром, на центральном космодроме, расположенном в бывшей пустыне Сахаре. Волгин устремился туда двадцать первого.

Его буквально жгло нетерпение. Увидеть, обнять, почувствовать таких же, как и он, людей, родившихся в одну эпоху, говорящих с ним на одном языке, — ни о чем другом он не мог думать.

Разница в их «возрасте» не смущала Волгина. Он был прапредком вернувшихся космонавтов, но воспринимал их как современников.

Иначе и не могло быть. В сравнении с людьми тридцать девятого века они были почти одногодками.

Имена, отчества, фамилии, профессии и краткую биографию каждого из двенадцати космонавтов Волгин уже знал наизусть. Он знал, что самый молодой из них — Всеволод Крижевский — родился через девяносто четыре года после него. В книге, которую достал ему Люций, были портреты Второва, Котова, Озерова и Станиславском, Волгин часами всматривался в черты их лиц. Это были люди, во всем подобные ему самому. Они так же отличались от теперешних людей, как отличался Волгин.

Остальные члены экипажа «Ленина» были сняты группой. Фотография выцвела от времени, рассмотреть подробности было трудно. Но четверо, командный состав экспедиции, на снимке сохранились хорошо.

Волгин попросил переснять портреты: книгу надо было возвратить в архив. Его просьбу выполнили немедля. И четыре карточки бережно хранились им.

Он уже любил этих людей, пришедших к нему, чтобы разделить его одиночество. Теперь он больше не один. У него есть товарищи, которые поймут его всегда и во всем.

Волгин был очень счастлив.

Три дня он провел в Ленинграде. О том, чтобы продолжать путешествие по Земле, не могло быть и речи. Те, кто находился сейчас на Ганимеде, несомненно, захотят ознакомиться с новой Землей — они сделают это вместе.

Люций советовал отправиться на космодром двадцать третьего. Арелет доставил бы их туда за полтора часа. Но Волгин настоял на немедленной отправке, мотивируя свое желание тем, что хочет познакомиться с переменами, которые произошли в Сахаре.

Впрочем, слово «Сахара» произносил только он один. Это название давно было забыто.

В действительности Сахара его почти не интересовала. Его влекло, влекло непреодолимо мучительное нетерпение.