Встреча

Начиналась перестройка. По телевизору, задорно улыбаясь населению и делая пассы руками, что-то убедительно говорил Горбачев. Отец с двумя друзьями организовал торговый кооператив. Он тяжело переживал развод и постарался направить всю свою энергию в «бизнес», у него стало получаться, появились деньги. В те дни мы частенько покупали в универсаме пару булок хлеба, батон докторской колбасы, кусок сыра и ящик лимонада, делали груду бутербродов, заворачивая их в целлофановые пакеты, и складировали всё в холодильнике, а потом несколько дней питались бутербродами и газировкой. Отец купил новенький японский двухкассетный магнитофон, и мы слушали его любимых «Битлз» и Муслима Магомаева. «Таких певцов больше не делают», — говорил он.

Батя сошёлся с Николаем Петровичем на почве охоты. Мы также иногда вместе ездили на рыбалку в тайгу, там они варили на костре уху из хариуса, в которую в конце всегда ритуально вливали рюмку водки и размешивали затем головешкой из костра, так было положено. Ничего вкуснее этой ухи я в своей жизни не ел.

В местный тир возле кинотеатра, где стреляли за деньги из воздушек (2 копейки за выстрел), меня давно не пускали. В нём я собрал все возможные призы — даже большого плюшевого медведя, долгое время провисевшего на стене, которого я тут же, выбив из него пыль о колено, подарил красавице Лоре. «Всё! — сказал работавший там хромой и вечно угрюмый старик. — Харэ! На вас, ворошиловских стрелков, ядрить вашу медь, призов не напасёсси!»

Отец долго надеялся, что мама вернётся, но прошло два года, и надежда растаяла: мама снова вышла замуж и уехала с новым мужем на Урал — тот был начальником цеха на тракторном заводе. Я остался с папой, который тяжело переживал эту ситуацию и стал иногда выпивать. Однажды, когда отец спал дома, приходя в себя после длительного загула, я взял ключи от машины, заехал за Пашкой, и мы долго катались по городу под музыку на пашкином «Романтике», пока не кончился бензин. Странно, но отец не особо ругал меня тогда. Я постепенно потерял интерес к учёбе, всё больше времени проводил в тире либо с друзьями на улице. За это время моя коллекция спортивных трофеев значительно расширилась, на моей куртке уже красовался КМСовский значок, занявший место комсомольского.

Однако вскоре моя спортивная карьера закончилась: погиб Николай Петрович. Частенько позволяя себе по сто и реже по двести, перепивал он очень редко, но, если такое случалось, у него серьёзно срывало стоп-кран и начиналась «война». Однажды он, сильно выпивший, пришёл в кабак на окраине города и там сцепился с компанией молодых парней. Их было человек шесть. Будь он трезвый, шансов у ребят не было бы. Говорят, он долго бился с ними на пустыре за рестораном, снося с вертушки то одного, то другого, небрежно утирая рукавом разбитое в кровь лицо, отплевываясь и крича: «Атас, духи!» В итоге, они всё же сбили его с ног и пинали, пока не отключился. Он умер в больнице на второй день от кровоизлияния в мозг, так и не придя в сознание. После похорон мы с Пашкой долго сидели на его могиле, не глядя друг на друга. На обитую жестью дверь школьного тира повесили новый замок…

Весной 1989 года я получил повестку, на следующий же день постригся «под ноль» в парикмахерской, которая находилась в торце нашего дома, и бодрой походкой отправился в военкомат. Отец затем провожал меня на перроне, впервые он показался мне маленьким и уязвимым… Рядом с ним понуро стояли Андрюха с Пашкой, и невозможно красивая в своей печали Лора, долго махавшая вслед увозящему меня в новую жизнь поезду.

В поезде по дороге на сборный пункт новобранцы устроили страшную пьянку. Спросу с нас было мало, а что — уже не гражданские, но ещё не солдаты. Милиция смотрела на нашего брата сквозь пальцы. Проводницы, поначалу относившиеся к нам с сочувствием, потом устали от бесконечного ора, хохота и хаотичного движения по вагону, начали ворчать и зло огрызаться на саркастичные реплики распалённой временной свободой и спиртным молодёжи. На призывном пункте областного центра меня включили в команду под запрос покупателя, которым оказался капитан-десантник. Когда мы узнали, где будем отдавать долг Родине, то дружно возликовали. Через ещё трое суток прибыли на вокзал небольшого городка в Одесской области со странным названием Болград. Одноэтажный и беспорядочно разбросанный в разных направлениях, на город он походил мало. Курс молодого бойца проходили на территории общевойскового полигона. На первых же стрельбах командир взвода обратил внимание на мои результаты: «Сибиряк?» Я кивнул. Он пообещал, что после окончания КМБ и распределения замолвит за меня слово моему будущему ротному командиру. Так, через три месяца я оказался в составе отдельной разведывательной роты на должности стрелка-снайпера. Рота затем принимала участие в азербайджанских событиях, где погиб мой самый близкий армейский друг Тимур, обещавший после службы приехать ко мне в Сибирь погостить. Не случилось…