Дэш отогнал воспоминания. Постепенно он пришел в себя и взял Дилана за руку. Но Дилан как будто не заметил. Выждав немного, Дэш потряс брата. Никакой реакции.
– Дилан? – позвал он. – Ты в порядке?
Когда Дилан не ответил, Дэш развернул его к себе как тряпичную куклу.
Но Дилан был не здесь. Его глаза были пусты, челюсть отвисла. И тогда Дэш понял – как бы музыка Маркуса ни преображала эту комнату, какую бы защиту она ни создавала, по какой бы причине она ни отгоняла Особых, она действует и на Дилана тоже. Но как? Почему?!
– Дилан! Дилан, ты слышишь меня?
Взгляд Дилана стал чуть более осмысленным и остановился на лице Дэша. А затем на глазах набухли слезы.
– Что такое? – спросил Дэш. – Что случилось?!
Дилан открыл рот, собираясь что-то сказать.
– Ты… ты… – Слюна скопилась у него в горле. – Ты… был… там…
Его рот раскрылся в беззвучном крике.
Открыв глаза, Маркус сморгнул слезы и посмотрел на свои руки, по-прежнему нажимавшие на клавиши – молоточки стучали по струнам, заставляя воздух вибрировать. Из-за двери послышалась возня, но он знал, что должен сосредоточиться на музыке.
К своему удивлению, Маркус услышал, как зазвучал другой инструмент – высокие ноты скрипки стали вплетаться в музыку рояля. Сначала Маркус подумал, что все это звучит только в его голове, но затем он оглянулся: скрипка парила в воздухе, и смычок медленно скользил по струнам. Маркус чуть не упал со стула, но собрался с силами и продолжил играть. Он просто не смел остановиться, надеясь, что секундная заминка не разрушит таинственные чары, окутавшие это место. Воздух вокруг скрипки дрожал, словно кто-то невидимый обычному человеческому глазу стоял там и играл на ней. Нежная музыка скрипки лилась и струилась, не повторяя мелодию рояля, но привнося в нее нечто, что делало ее еще более чарующей и приятной. Вскоре к ней присоединились и другие инструменты. Маркус восхищенно смотрел, как гитара наклонилась вперед и начала играть сама собой, за ней зазвучали виолончель и флейта.
Музыка налилась силой, и тогда из воздуха появился мальчик, дирижер волшебного оркестра. Он посмотрел на Маркуса и вернулся к своим инструментам. Он вскинул руки, и инструменты поклонились ему. Маркус узнал этого мальчика с рыжими кудрявыми волосами и мудрыми карими глазами. Это был его дядя, Шейн.
Он и был Музыкантом. Ну конечно! Маркус почувствовал, как сильно любит этого человека, которого никогда не видел и в то же время всегда знал. Им не нужно было разговаривать. Музыка стала их языком. Так было всегда.
– Маркус! – позвала Поппи из другого угла комнаты. Она стояла на коленях на полу, рядом с Азуми. – Кто это?
– Не бойтесь, – сказал Маркус, повысив голос, чтобы перекрыть музыку. – Это друг.
Глава 32
ХОТЯ ПОППИ ВОЛНОВАЛАСЬ ЗА АЗУМИ, которая пустым взглядом уставилась в пол, она не могла отвести глаз от странной фигуры, которая появилась у рояля – мальчик с рыжими волосами, который если и не был точной копией Маркуса, то явно состоял с ним в близком родстве. Откуда он взялся?
Поппи покачала головой. Она испытывала то же чувство, что и тогда, когда видела Девочку в зеркале. Маркус был так счастлив, что играет рядом с ним, как будто он знает этого мальчика очень и очень давно.
И он сказал, что у нее галлюцинации.
Галлюцинации!
Он наверняка знал, что она не врет про Девочку. Он знал, но все равно… унизил ее. Из-за него она стала стесняться себя. Собственной истории.
Волна гнева захлестнула Поппи, и его жар прогнал холод, нагнетаемый этим страшным домом. Ей хотелось броситься вперед и сбить Маркуса со стула, ударить его. Но не успела она сдвинуться с места, как услышала низкий рокочущий смех. Она обернулась, но в ту же секунду поняла, что этот смех звучит у нее в голове.
Поппи поняла: скоро случится что-то очень плохое.
Глава 33
РАЗДАЛСЯ ГРОМКИЙ ТРЕСК, и рояль дрогнул. Маркус чуть до потолка не подпрыгнул. Он заставил себя играть дальше, но несколько клавиш перестали звучать. Заглянув под крышку, он увидел порванные струны, молоточки впустую стучали по воздуху.
Из дядиной мелодии вдруг выпал целый кусок, и для Маркуса это было такое же потрясение, как если бы кто-то на его глазах лишился конечности.
Один за другим серебряные клапаны отделялись от флейты и падали на пол, пока наконец от ее музыки не остался лишь бессмысленный свист.
Шейн исчез, и Маркус вскрикнул:
– Нет!
Раздался новый громкий «бамм» – это порвались еще восемь струн рояля, уничтожив еще одну октаву, ослабив чудесную мелодию.
Где-то рядом послышался резкий грохот. Струнная партия концерта подошла к концу. Скрипка и гитара лежали на полу грудой щепок, как будто они взорвались изнутри.