Встан(в)ь перед Христом и убей любовь

незнакомой местности, смутно напоминавшей что-то виденное в детстве. В наилучших

своих проявлениях Суффолк

выглядит как типичная Англия, если вы имели глупость перепутать полотна

Констебля с реальностью.

Когда мы с Ванессой сошли с поезда в Ипсвиче, я ощущал себя

путешественником во времени. Мы перенеслись в иной

мир, не тронутый двадцатым столетием, где по ночам все еще шалили ведьмы и

домовые и где идиотизм деревенской жизни

лишь изредка выплескивался наружу в виде неприметных и зачастую на первый взгляд

совершенно случайных актов

насилия. Ванесса хотела отправиться на такси прямо в центр города, но возле

станции таковых не оказалось, а мне вовсе не

улыбалось ждать автобуса, поэтому мы перешли пешком через Орвелл и побрели вдоль

футбольной площадки. Поскольку я

ни разу не был в этом городе, я не знал, куда я направляюсь, и решил идти по

прямой, полностью доверившись

предначертанной судьбе. Говоря “по прямой”, я имею в виду некую субъективную

прямую линию, поскольку город в

значительной степени сохранил планировку англосаксонского периода и двигаться в

нем “по прямой”, в том смысле, в

котором можно двигаться по римской дороге, не представлялось возможным. Пока мы

пробирались по узким петляющим

улочкам, я все время переходил с одной стороны на другую, чтобы насколько это

возможно приблизить мой маршрут к

прямой.

Вскоре мы оказались перед особняком Крайстчерч, превращенным в настоящее

время в музей. Здание это наполнено

огромным количеством всякой дряни из восемнадцатого и девятнадцатого столетий

вроде полотен Гейнсборо и еще более

отвратительных, чем он местных художников, таких как Седрик Моррис и Джон Мур, а

также грудами ветхого мусора, типа

керамики, мебели и прочих безделушек, давным-давно вышедших из моды. Я провел

Ванессу через то, что более ста лет

тому назад было гостиной семейства Фоннеро. Эта гугенотская семья покинула

Францию, когда там начались гонения на

протестантов. Обосновавшись в Англии в качестве купцов, они приобрели здание с

прилегающим к нему земельным

участком у семьи Уайтипол-Деврё в 1735 году. Однако то, что интересовало меня

более всего, не имело прямого отношения

к этому дому. Я имею в виду Хоустедские панно, которые были перенесены сюда из

Хоустед-плэйс, расположенного по

соседству с Бюри Сент-Эдмундс, после того, как Ипсвичский музей купил их во

время распродажи собрания из Хардвич-

Хаус в 1824-ом году. Эти алхимические картины были нарисованы леди Друри в

начале семнадцатого столетия – ее дядя

Натаниэль Бэкон, принадлежавший к прославленному семейству Бэконов, был

придворным художником. Леди Друри

посвящала свое время оккультным наукам в то время, в то время как ее супруг

отсутствовал по государственным делам. Пока

мать была поглощена неистовым поиском философского камня, зачахла ее

единственная дочь Элизабет. Элегию на смерть

девочки заказали Джону Донну.

– Что такого интересного в этих картинах? – спросила Элизабет.

– Это алхимические картины, – объяснил я.

– Здесь написано, что это символические картины, – уперлась Холт.

– Идиотка! – возопил я, отвесив девице пощечину. – Неужели ты воображаешь,

что истинное значение подобных работ

известно широкой публике? Ты что не видишь, что они даже поменяли

последовательность картин, чтобы затруднить

непосвященным проникновение в самую суть тайны, которую хранят эти изображения?

Увидев эти сокровища, я быстро потерял интерес ко всему остальному.

Болтаться по особняку более не имело смысла,

поэтому я повел Ванессу к церкви Мэри ле Тауэр в центре города. Храм стоял на

этом месте по меньшей мере с

тринадцатого века, но от исходной церкви мало что уцелело. Стоит ли говорить о

том, что деньги на строительство новой

церкви в викторианскую эпоху выделил один из членов семьи Бэконов. Первоначально

церковь была увенчана шпилем, и я

почувствовал острую необходимость довести до Ванессы символическое значение ее

странной планировки.

– В картах Таро, – торжественно сообщил я, – имеется карта с изображением

башни, в зубцы которой ударяет молния. Два

человека ? один в короне, другой без – падают с нее вместе с обломками каменной

кладки. Позиция, принятая телом второго

человека напоминает очертания еврейской буквы “айн”. Эта карта содержит первую

отсылку к материальному сооружению

во всей колоде. Она знаменует Незримое или Духовную Спираль. Шестнадцатая карта

изображает грехопадение Адама,

который приобретает все более и более материальный характер вплоть до

восемнадцатого аркана, в котором он достигает

максимальной материализации.

– Ты что, за дуру меня принимаешь? – взвизгнула Ванесса. – Почему ты не

можешь объяснить по-английски, как

нормальный человек, что все это означает. Я ведь очень умная, так что ты со мной

как с последней тупицей разговариваешь?

– Необоримое течение увлекает своим вихрем всех тех, кто дерзнет

возвыситься до горних высот, пребывая плотью на

земле, – добродушно разъяснил я. – Если ты нечиста, то тебя ждет более или менее

полное развоплощение, степень которого

будет зависеть от того, насколько ты морально или интеллектуально недостойна

тайн. Если же напротив, ты достойна