Вспоминать, чтобы помнить

Сняв написанное с машинки, я отправился на ленч (сегодня рождественский сочельник), купив по дороге «Нью-Йорк пост». В итальянском ресторане, где обычно ем, я раскрыл газету и — вдруг! На глаза мне попалась статья...

Рождество в Москве

А. Т. Стил

На самом деле статья совсем не о Рождестве: ведь, как объясняет корреспондент, 25 декабря — у русского народа обычный рабочий день. Рождество отмечают в Москве 7 января. В статье говорится о срыве немецких планов отпраздновать в этом году Рождество в Москве, и попутно затрагиваются два вопроса, имеющие мало общего с рождественским настроением. Вот один из них:

«У меня не идет из головы этот совсем еще зеленый юнец с нежным пушком на щеках, оставшийся лежать под засыпанной снегом елью на поле битвы под Клином, где я побывал на днях. Там было еще много убитых немцев, но этот запомнился из-за своей молодости, марлевой повязки на голове и еще из-за устремленного вверх взгляда застывших глаз. Очевидно, его ранили, и он замерз.

В гитлеровских списках юный Отто Зайтер скорее всего будет числиться „без вести пропавшим“. Но я знаю, что он мертв. Он не проведет дома ни это Рождество, ни все остальные. И таких, как он, много».

Журналист рассказывает дальше о письмах, которые нашел на поле боя, письмах немецких жен и матерей их мужьям и сыновьям.

«Это подходящее чтение под Рождество, — говорит он. — Оно напоминает о том, о чем можно забыть в жаркой схватке: вражеские солдаты не звери, не чудовища, а человеческие существа, которые находятся под гипнотическим влиянием полусумасшедшего фюрера и слепо повинуются его воле. Почти ни в одном из писем не говорится о политике, и только одно заканчивается приветствием: „Хайль Гитлер!“... В тех письмах, которые я прочитал, не было ни одного плохого слова о русских».

Я согласен, это действительно подходящее чтение в рождественский сочельник. И весьма поучительное, если можно так выразиться. Перечитайте его снова.

На первой странице той же самой газеты Папа приводит пять аргументов в защиту мира. Тоже очень поучительно. Плохо только то, что никто не обращает на Папу ни малейшего внимания. Он всего лишь символ духовной власти. Кстати, среди всего прочего он говорит: «Надо проявлять подлинное уважение к договорам; в основе нашего будущего должны лежать принципы свободы и равенства для всех людей». Очевидно, что Его Святейшество смотрит вперед. Его обращение звучит так мягко, так ненавязчиво, так цивилизованно, что под ним мог бы подписаться сам Вудро Вильсон. Я помечаю себе: надо, чтобы «Викинг-пресс» послал ему экземпляр «Дела Бертрана Рассела». За усердной мольбой о мире от его внимания ускользнула незначительная драма духовного саботажа со стороны добрых американских католиков.

Если бы к нашим ногам сейчас пали поверженные Германия и Япония, мы были бы настолько озадачены этим, что вряд ли знали бы, что делать или говорить... У нас нет ни малейшего представления о том, как поступать в случае победы. Мы безнадежно не готовы к ней... Посмотрим правде в глаза. Самым страшным ударом для нас сейчас была бы победа. Перекидывали бы ее с руки на руку, как горячий пирожок, не зная, что с ней делать. Наш конгресс когда-то провел замечательную дискуссию на тему, как поступать с новыми территориями при переходе в систему демократических отношений. Обсуждалось даже, быть в новых штатах рабству или нет. Сейчас же все молчат, воздерживаясь от комментариев. Не быть в состоянии изложить в конкретных, взвешенных словах то, за что умирают Колины Келли, — свидетельство собственной, инертности.

Это не я сказал, дорогой читатель. Эти слова дошли до вас в рождественский сочельник благодаря любезности редакции «Нью-Йорк пост». А написал их Сэмюэль Графтон, и взяты они из его колонки под постоянным названием «Лучше я буду прав». И надо отдать ему должное, он почти всегда прав. Иногда — до такой степени, что попахивает чуть ли не изменой. Но известно, что Сэм всегда на нужной стороне: ему даже убийство сойдет с рук.