Всё зачеркнуть. И всё начать сначала

В один миг… (разве в один?) семейная идиллия (была ли она?) расплавилась, осыпалась брызгами отвратительных знаний, пролилась ядовитым дождём измены, отравила замечательный гостеприимный мирок, погасила жаркий очаг, унесла в неизвестные дали тепло и нежность отношений.

Проходили недели, месяцы невыносимого одиночества.

Казалось, что годы.

Венька не был одинок, с ним остались двое детей.

Если бы не они…

Дети, это дети, самим своим существованием они несут радость, но они всего лишь дети.

Венька – человек сугубо семейный, он родился таким.

Представьте, что некие люди пришли и предъявили претензии на крышу в вашем доме, пол или стену. Стоят, нагло усмехаются, тычут в нос документом, где чёрным по белому со штампами и подписями означено: не твоё, отдай.

Собственно Веньку никто не спрашивал. Сначала жену брали в аренду на вечер, потом на сутки.

Лиза умело находила отговорки, в близости не отказывала, но помаленьку отдалялась.

Венька догадывался, чувствовал: что-то не так. Но точно не знал.

Необоснованно предъявлять претензии не хотел, не мог. Да и не верил в то, что женщина, с которой прошёл огонь, воду и медные трубы может так поступать.

Ей двойная жизнь нравилась. Точнее, Лиза тащилась от той, второй, тайной.

Женщина была весела и жизнерадостна вне квартиры, задумчива и молчалива в присутствии домашних, объясняя такое несоответствие элегантной латинской фразой “Modus vivendi”.

Модус так модус, думал Вениамин и готовил ужины после работы. Затем стирал, прибирался, проверял уроки у детей, между делом одним глазком поглядывая в телевизор, а потом ложился спать.

Веньке приходилось рано вставать на работу, поэтому распорядок дня он выдерживал строго.

Лиза, пока муж хлопотал по хозяйству, читала книжку, уютно устроившись в кресле, искоса поглядывая на часы.

Укладывать мужа спать она старалась не забывать. Ритуал соблазнения занимал минут тридцать. Дальше – полная свобода.

Венька после любовного поединка засыпал мгновенно, а её ждали.

О Лизкиных похождениях знали все, в том числе друзья и дети, которых она ловко дурачила, покупала мелкими уступками, подарками, или умело пугала.

Венька старался обеспечить семью.

Материально они жили неплохо.

Кто бы знал, что любовь и счастье были иллюзией, галлюцинацией.

Теперь у Веньки не осталось совсем ничего. Лиза растворилась на просторах нескончаемого праздника жизни, не потрудившись забрать в новую жизнь даже личные вещи.

Её Modus vivendi не предусматривал заботиться о завтрашнем дне.

Жизнь, это то, что происходит здесь и сейчас, что дарит радость без усилий. Стоит ли напрасно терять время?

Лиза отрывалась, как могла, на полную катушку. О её лихих похождениях не сплетничал только ленивый.

А Венька страдал.

У него был совсем другой модус, который требовал, чтобы рядом был родной и близкий человек.

Веньке как вода или воздух необходима была родная, любимая женщина.

Он не мог жить один и для себя, оттого страдал, если не к кому было прижаться всем телом, ощутить живое тепло, рассказать всё-всё; если не было того, кто поймёт и поддержит, для которого стоило стараться…

Дети не в счёт, это святое, главное. Жена была ближе физически.

Веньке необходимы были искренние нежные прикосновения, ощущение перетекающей из тела в тело энергии, красноречивые многозначительные взгляды, откровенные беседы, признания в любви, трогательная забота, даже претензии и скандалы, которые тоже мотивировали совершенствоваться.

Сначала он мечтал, что жена вернётся и жизнь наладиться, искал с ней встреч, пробовал беседовать.

Лиза смотрела на него с презрением, говорила ужасные слова, старалась уколоть  как можно больнее необоснованными высказываниями о его мужской состоятельности.

Венька готов был идти на уступки, чтобы найти точку равновесия. Потеряв баланс и ориентиры, он чувствовал себя беспомощным и несчастным.

К нему приходили друзья, пробовали успокаивать. Подруги жены приносили вино и преподносили себя в качестве утешительного приза.

Не то! Не то, и не так!

Вокруг беспорядочно сновали мужчины и женщины, бестолково суетились, копошились, отыскивая в бытовой грязи ничего не значащих проблем Философский камень, превращающий дерьмо в золото.

Они чего-то упорно решали, к чему-то призрачному стремились: притворялись, изворачивались, хитрили, лгали, чтобы в курятнике человеческой жизни оказаться на жердочку выше.

Это была чужая, неинтересная, чуждая ему жизнь.

У него была другая, та, в которой…

Венька закрывал глаза, погружался в воспоминания, где центральное место по-прежнему почему-то занимала Лиза. Та, другая Лиза, из совсем непохожей жизни, хотя он старался забыть и её, и ту боль, которую эта женщина причинила.

От той жизни остались лишь дети, больше ничего.

А его несло потоком событий куда-то не в ту в сторону, смывало в сточную канаву на обочине долины настоящей жизни.

Связать свою судьбу с подругами жены он не мог: те были немым укором, напоминанием, насмешкой над уничтоженными чувствами.

Кроме того все они были замужем.