Вокруг было слишком мало движения. Толпа рассосалась, но Борис Ломанов стоял как вкопанный и слушал разговор. Но нет, также их внимательно слушала компаньонка Менделеевой. Сам политик уставился уже на неё. Тут Елена заметила, что у той женщины сполз парик. А голова мужская.
— Что здесь за маскарад, едрить вашу… — заволновался Ломанов. — Андрюшка, ты ли это?
Ряженый оглянулся на него и вздрогнул.
— Зашибись. Придётся мне вернуться к Боре.
Надо же. Андрюхин выдавал себя за женщину? А Елена до конца записок не дочитала.
— Где ты был всё это время, подлец? То-то Шишкин никак не мог тебя найти. Мерзок перед Богом? Скрывался под видом лица противоположного пола, да ещё у Блока? Или у Менделеевых? — усищи так и колыхались.
Андрюхин ушёл вслед за ним, но обещал Елене, что ещё зайдёт.
Хозяева кота Франца вернули статус-кво. Нонна Курносова больше не нервировала мужа, и тот мог больше не сверкать кривой мимикой. Да, она признала временное недоразумение (в смысле, по какой причине) и вернулась в православие. Да и с мужа сняли обвинения, даже Копперфильда и кошачье имя простили. Спасибо скажем в том числе агенту-адвокату (хоть прокурор тоже агент).
Позже наши сотрудники встретили бывшего комика (19 мая (1 июня) 1903 года в 15:34 по петербургскому времени, по-современному 8 ноября в 1:05). Он блеснул приятными мягкими чертами лица и раскаялся.
— Всё, от судьбы не уйдёшь. Опять я живу с противным другом и выполняю его приказы. Вожу машину, работаю секретарём, обучаю журналиста и всё такое прочее. Хотя одна отдушина есть. Борис Викторович разрешил мне заходить в гости к Блокам и Менделеевым. Уже не под видом компаньонки. Как бы вам сказать. Люба понравилась мне как девушка. Нет, не влюбился, за сердце Блока не беспокойтесь. Хотя неравнодушен я к вашему полу.
Елена оценила обаяние артиста, но хотела слышать нужное.
— Вы что-то хотели?
— Прошу прощения, что взбаламутил весь город джинном. Надо было всего лишь напугать Бориса Викторовича. Всё пошло слишком так. Честно скажу, семитские языки, тем более древние, я не знаю. В Питере работал один знаток древнерусского и старославянского, особенно разных диалектов. У него я и прочитал. Если где-то ошибки, моя вина.[6] Хинин и ультрафиолет взял из реквизита Курносова.
— Да мы знаем.
— Пообщался бы с вами, но знаю, что вы на задании. До свидания.
Пошевелил пальцами приподнятой правой руки. Елена осталась одна, не считая контактов с сотрудниками.
Как бы нехорошая квартира
Тихо вокруг,
Только растёт бамбук.
Приносит плоти моей много мук
По воле японских сук.
В одном городке
На улочках города Етстани (ёлки-палки, найдёт ли его кто-нибудь на карте?) трудились серьёзные работники. Забор вокруг школы (там учился Гриша) к югу от проспекта Лозина скоро покроют ярко-синей краской, чтобы не было видно, как его заляпали птицы. В окрестностях проспекта отмечали праздник. Наконец-то вывозят мусор, народ уж думал, не доживём.
Труженики с малярными кистями раз в две минуты заводили песню из одного куплета:
Кто моложе Гриши, те наверняка выложили песню в TikTok. Ему было не до баловства. Вуз окончил, работа впереди, а пока можно погулять с Иркой. Пусть лузер, но над собой работал, не силач, но и не слабак. Женятся ли они, сам не знал. Его обычная худая рука сжимала ладонь невысокой пышной девушки. Встречные косились на странную пару, но Гришу имидж не волновал.
В метре от них раздалось резкое «тпру». Лошадей на улицах не водилось. Гришу, выпускника юрфака, остановил знакомый участковый Евсеев, который окончательно научит молодого парня труду частного детектива, а если повезёт, после отставки станет его шефом. А Ирка будет секретаршей (не «секретуткой», здесь всё серьёзно).
Первым, что полицейский лейтенант втолковал «падавану», был тот факт, что Евсеев не толстый, а широкий. Ирка тоже не любила, когда её, красивую румяную пышку, называли толстой, но до эвфемизмов не додумалась.
Рассказывали об участковом всякое. В старших классах он снял школьную дверь с петель, взял под мышку и унёс. Вахтёрша спросила: «Ты в каком классе учишься?». «В одиннадцатом». «Нет, в первом». Посерьёзнел, раз взяли в полицию. Волжскому парню повезло хотя бы в том, что наставник
Евсеев показал большой палец, а в левой руке разместилась бутылка пива «Евтихий».
— Ты молодец. Нормально, Григорий. Нашёл себе дочь самого мэра. Веселов говорит, что дочь ему доносит на собственного парня. Сознательная.