– Тогда мне повезло. Я получил указание встретиться с пятью лицами – мистером Галлентом, мисс Галлент, мисс Принс, мисс Торн и мистером Карлом Дрю. Давайте присядем?
Он пропустил мое предложение мимо ушей.
– Встретиться – зачем?
Женщина оставила нас, оставаясь, правда, в пределах слышимости. Вулф же особо подчеркнул, что переговорить с каждым из пятерых предпочтительно по раздельности.
– Если вы не возражаете, – сказал я, – я предпочел бы побеседовать с вами поочередно, ведь мне придется потом отчитаться перед мистером Вулфом, а я смущаюсь, когда разговариваю сразу с двумя людьми. Так что, если эта дама – мисс Принс или мисс Торн…
– Нет, вы ошибаетесь. А я занят. Что вам угодно?
– Мне нужны кое-какие сведения о женщине, которая умерла вчера. Только я имею в виду не Бьянку Фосс, а Сару Йер.
– А, – заморгал он.
– Да. Ужасная трагедия. А что за сведения? Какие сведения?
– Точно не знаю, – извиняющимся тоном произнес я. – Знаю только, что кто-то нанял Ниро Вулфа для того, чтобы навести о ней справки, а он отрядил меня сюда с заданием выяснить у вас, получали ли вы от нее в последний месяц какие-нибудь письма или другие послания, и если да, то может ли он с ними ознакомиться.
– Письма или послания?
– Совершенно верно.
– Но кто… Кто его нанял?
– Не знаю. – Я отчаянно старался, чтобы по моему лицу или голосу не было заметно, что я уже заприметил первую поклевку. – Если вы получали письма или другие послания и хотите узнать, кто в них заинтересован, до того как предъявите их, то мне кажется, что Ниро Вулф вам скажет. У него не будет выбора.
– У меня нет ни писем, ни каких-либо посланий.
Я не стал скрывать разочарования.
– Совсем нет? Я сказал бы, что его особенно интересует последний месяц, но в крайнем случае можно и раньше. За любой срок.
Дрю потряс головой.
– Я никогда не получал от нее никаких писем. И я вообще сомневаюсь, чтобы она присылала нам письма – я имею в виду нашу фирму – или какие-то послания. За исключением разве что телефонных. Она всегда общалась только по телефону. А в последний месяц, даже гораздо больше – в последний год – она вообще сюда… э-ээ… не звонила.
– Я понимаю, – произнес я с сочувствием, которое, правда, предназначалось вовсе не ему. – Тем более что мистера Вулфа, безусловно, не интересуют письма про одежду. Я думаю, ему нужны письма личного характера, и он надеялся, что вы знали ее достаточно близко, чтобы…
– Нет у меня ее писем. Я не отрицаю – мы были знакомы; в течение двух лет она была нашей клиенткой – ценимой и уважаемой. Да, она была по-настоящему прелестная женщина. Но писем личного характера она никогда мне не писала.
Я боролся с искушением. Дрю явно разговорился, а удастся ли мне развязать языки остальным – большой вопрос. Однако Вулф особо подчеркнул, чтобы я не переусердствовал, а я осмеливаюсь ослушаться его распоряжений лишь в тех случаях, когда убежден, что осведомлен в данном деле лучше, чем сам Вулф; сейчас же я не знал даже, с какой целью он лазил в телефонный справочник. Так что я не стал усердствовать. Я поблагодарил мистера Дрю и сказал, что был бы очень признателен, если бы он сумел узнать, когда освободится мистер Галлент.
Он пообещал, что выяснит, отошел к задней стене и скрылся за большой ширмой. Вскоре я услышал его голое, но слишком приглушенный, чтобы можно было разобрать отдельные слова. Других голосов слышно не было, так что, будучи сыщиком, я определил, что Дрю говорит по телефону. Покончив с этой догадкой, я принялся вычислять, кем может быть женщина, которая сидела за столом и раскладывала бумаги, Анитой Принс или Эмми Торн. В итоге я отмел оба предположения, причем ход моих мыслей и умозаключений был настолько искусен, тонок и сложен, что я избавлю вас от необходимости следить за ним.
Дрю вынырнул из-за ширмы и сообщил мне, что мистер Галлент беседует в своем кабинете с мисс Принс, но готов уделить мне пять минут. Что ж, похоже, клюнула еще одна рыбка. Ведь Дрю наверняка раскрыл Галленту цель моего визита, и тем не менее я удостоился целых пяти минут! Дрю подвел меня к лифту, нажал на кнопку, двери раздвинулись, и мы вошли. Когда Дрю нажал на кнопку второго этажа, я спохватился, что должен казаться озабоченным и преисполненным надежд, а не сиять от восторга и самодовольства.