Ленивые собаки и не думали уходить, грея на солнышке у тёмно-зелёных контейнеров впалые бока, когда я снайперски метнула завязанный пакет в самый центр композиции из разноцветных мешков с сомнительным содержимым прямо над их головами.
Довольная своим трёхочковым броском, вывернула из подворотни. И застыла.
У подъезда стояла машина Верейского. А Костя, припарковав свою машину напротив, как раз переходил узкую улицу.
Он, закончивший манёвр, и ноги в дорогих кроссовках, шагнувшие из машины, оказались на тротуаре одновременно.
Один — опоздавший почти на час, второй — приехавший почти на два часа раньше назначенного срока, они не должны были встретиться. Но временная кривая сделала коварный изгиб. И я застыла между ними в растянутых трениках, бабушкиной кофте и стоптанных тапочках. Упс!
— Привет! — улыбнулся Костя.
Его руку при всём желании нельзя было назвать лапищей. Но когда она легла на мою талию и привлекла к себе, то показалась медвежьей лапой, не заметить которую ну никак было нельзя, а я так этого сейчас хотела.
— Привет, привет! — виртуозно уклонилась я от поцелуя ни жива ни мертва как Мёртвая Царевна. И, признаться, её вариант — упасть и притвориться дохлой — меня бы сейчас очень устроил. Но где там! — Господин Верейский! — вежливо кивнула я.
Стоящий у дорогой машины Павлик был, конечно, не тот пионер-герой, что много болтал и поплатился за это жизнью. Того несчастного мальчишку по фамилии Морозов и помнила то только моя мама да её поколение. Но было чувство, что если Павлик Верейский сейчас скажет чего не следует, то повторит подвиг пацана, и я ему в этом помогу.
Но это чувство не отпускало ровно до того момента как он открыл рот.
— Эльвира Алексеевна, — кивнул он. — А вы здесь живёте?
— А вы? — ничуть не облегчила я ему задачу. Потому что не надо, господин бизнесмен, являться заранее, и ставить девушку в неловкую ситуацию.
— Э-э-э, — приподнял он одну бровь. — Заехал к товарищу. Жду, когда он освободится, — показательно глянул на часы. — Рано заехал.
Я с пониманием кивнула: определённо рано. Обернулась к Косте. А тот, как любой нормальный мужик, протянул Верейскому ладонь для рукопожатия.
— Константин.
— Павел, — энергично пожал её Верейский.
Закончив этот обмен самцовыми обнюхиваниями, мы с Костей как бы пошли. Как бы даже как ни в чём ни бывало. Хоть я и не помнила, как именно мы оказались в подъезде.
— Муж твоей клиентки? — обескуражил меня Константин, поднимаясь позади по лестнице.
— С чего ты…
— Я видел его в клинике. Это на него тогда налетела Матрёшка в коридоре.
О, чёрт! А если и Верейский Костю запомнил — по его лицу ни черта было не понять, — то запомнил и мою девочку.
«Чёрт, чёрт, чёрт!» — про себя ругалась я. И хрен его знает, что чувствовала. Какой-то душевный скулёж. Что вот, он её уже видел, и всё как-то внезапно. А хотелось как-то не так. Но как я и сама не знала.
В общем, душа томилась как щи под закрытой крышкой, совесть грызла, как мышь корку в углу, а я придумывала какие-то дурацкие сравнения, вместо того, чтобы думать, как вручить Косте свой подарок, и чтобы выглядел он при этом не как прощальный. Не настолько окончательно.
Костя принёс Матрёшке сок с трубочкой, как она любила. И пока помогал проткнуть фольгу, я топталась в дверях, пряча за спиной купленные часы.
Времени у Кости сегодня было в обрез: работа, дежурная смена. Я же физически чувствовала каждым волоском на своём теле, что там на улице ждёт Верейский. И уже, наверное, где-то на подходе к дому мама — посидеть с Матрёшкой до вечера, пока я отлучусь «по делам». Поэтому решила не тянуть.
— Прости, что я вчера не пришла. Как посидели?
— Хорошо, — пожал он плечами. — Видел твою подругу.
— Аньку? — догадалась я. Не так уж много у меня подруг.
— Да, в баре. Особо не говорили, она кого-то ждала.
— Надо же! Приехала, коза, и даже не позвонила.
Но к чёрту Аньку, будет желание — объявится.
Я кашлянула и протянула коробку.
— Это тебе. От всех нас. На память.
Матрёшка подскочила с ковра первая, и уже бессовестно вытрясала из деревянной коробки содержимое, когда Костя встал.
— Да не нужно было, Эль, — смутился он. Обнял меня. Тяжело вздохнул. — Я и так вас не забуду.
— И всё же носи, — вздохнула и я.
— Спасибо, — прижался он губами к моему виску, а потом развернулся к Матрёшке. Присел. — Ну как, нравится?
—
И я могла бы смотреть на это бесконечно: как она пыхтит, Костя улыбается, противоударные часы то и дело падают. Но в дверь позвонили.
Глава 19. Павел
Этого не может быть! Просто не может быть!
Ошарашенный, я так и стоял у машины, хлопая глазами. И чувствовал себя, словно сорвал джек-пот. Это же тот парень, которого я принял за отца чуда, что ранило меня в самое сердце. А, значит, это чудо — её дочь. Её — А-А-А-А-А! — дочь!