– Принципиальный, честный и взяток не берёт? – Ухмыльнулась я, наивно полагая, что таких давно не осталось, но взгляд Лёши стал более суровым, а губы снова чуть вытянулись вперёд.
– Не принципиальный, не честный и уж точно любит погреть руки на чужом добре, но, как бы тебе сказать… Личная неприязнь у него к Шаху.
– Разве так бывает? – Не поверила и тут же осеклась, вдохнула поглубже. – В таком случае можно добиться другого следователя, надо только… только…
– Только доказать его предвзятость. – Со слащавой улыбочкой помог Алексей и я сжала кулаки, которые всё это время прятала под столом. Зло на него посмотрела и откинулась на спинку стула. Он улыбаться перестал.
– Думаю, ты уже поняла, что это практически невозможно. А если сказать так, чтобы ты поняла, то поясню: следователь – Вячеслав Казанцев, бывший одноклассник Шаха. И невзлюбил он его не вчера и не год назад. Он его терпеть не может всю свою сознательную жизнь. Потому что Шах везунчик, как он его называл. Родился в богатой семье, одарённый, красивый мальчик. Девчонки за ним табуном бегали, стоило только внимание уделить, да и без внимания, тоже бегали. И получалось у того всё легко и просто, в то время, как мальчику, только-только переехавшему из провинции, приходилось каждый день доказывать своё право на существование. Вот и выработался у него инстинкт, что таких как Шах давить надо. А если сказать ещё нагляднее, то добавлю: первый раз Шаха засадил именно он. И там, поверь, было куда больше шансов выкрутиться. Как думаешь? Сильно Славика Казанцева порадовала новость, что Шах не просто не бывший зэк, а уважаемый в городе человек, с деньгами, между прочим, от которых уже карманы отвисли.
– Но ведь не всё же меряется деньгами…
– Ах, да, ещё ведь жена у Шаха молодая, да красивая. Такая, которая к лысеющему Славику и не подумает приближаться. Сына родила, культурной профессией обзавелась, не модель, какая-то. Что на это скажешь?
– Что это не по-мужски? – Уточнила я, а Лёша неприлично заржал, напоминая мне того самого Лёху Кислого, который словно тень появлялся за спиной Шаха каждый раз, когда требовалось морально раздавить человека.
Он упёрся костяшками кулаков в стол, приподнимаясь и нависая над ним, на меня волком посмотрел.
– Мой тебе совет, Галина: не лезь туда, куда лезть тебе не положено. Оставь мужские проблемы мужикам. И к изолятору ни под каким предлогом не приближайся. Это я тебе как друг говорю. Как мужик скажу доступнее: Казанцев тебя по стенке размажет и никто помешать ему не сможет. Размажет только за то, что с Шахом спуталась. И после этой встречи долго ещё себя собирать будешь. Димке ты всё равно не поможешь, но и добивать его не стоит.
– Но мне нужно…
– Считай, что это я тебе его слова передал.
– Ты видел Диму? – Уцепилась я за кулак, который вот-вот собирался соскользнуть со стола, Лёша сцепил зубы и на ладонь мою надавил так, что пальцы сами собой разжались.
– Я знаю его столько лет, что, поверь, могу отличить женщину, на которую ему плевать от любимой. А ни один нормальный мужик любимую не подставит.
– Я просто сказать ему хотела…
Лёша приподнял брови, всем своим видом изображая внимание, мяться пришлось недолго, потому как он, в отличие от Димы нянчиться действительно не собирался, встал и только услышав моё сдавленное покашливание пожелал остановиться и милостиво бросил взор.
– Мы вчера поссорились, и если ты сможешь, то передай, что я не права была. Он всё делал правильно… Скажи ещё, что люблю.
– Он знает. – Выдохнул Лёша напоследок, перед тем, как оставить меня в кабинете одну.
Наспех приняв душ и приведя себя в порядок, Лёша снова уехал, а я даже не могла сказать наверняка, вернулся ли он в тот раз ночевать.
Примерно так же проходила и следующая неделя. Телефон звонил, не переставая, Лия его игнорировала и мне поднимать не советовала, Лёшу нельзя было поймать даже ночью, казалось, он теперь жил между офисом и СИЗО. В редких телефонный разговорах, когда он всё же поднимал трубку, говорил, что делает всё возможное, а всё невозможное оставляет адвокатам. Ещё через пару недель я услышала от него слово «залог», но надежды не оправдались и суд отказал. Потом… потом я наверно привыкла так жить. Как? Не знаю… то ли без Димы, то ли в понимании того, что я едва ли могу чем-то помочь, а может, привыкла к тому, что меня никто в эти дела не посвящает. Я жила Ванькой. Наверно, в этот момент мне обязательно было жить ради кого-то, занимать своё время, отдавать свою любовь. Оказывается, человек грустит, когда его чувства остаются невостребованными. А мне грустить не приходилось. Такого деятельного мальчугана стоило ещё поискать. Он уже начал усиленно ползать, стаскивать всё, до чего дотягивался, продолжал слюнявить края журнального столика, диванные пледы, любые выступающие края предметов. Любил поесть ночами, а так как грудное молоко у меня так и не появилось, то приходилось вставать, чтобы делать смесь. В общем, времени на глупости у меня не было. Я училась жить без мужа. Надеялась, верила, ждала, но уже училась жить без него.
Глава 34